— Эвия, я не хочу больше об этом говорить, имей уважение к смерти, — попытался Сино заткнуть сестру.

— Ну конечно, давай, строй из себя святошу, бабка ведь деньги оставила тебе, да ладно бы только тебе, а ещё и этой твоей Ойхе, — её имя Эвия произнесла, как ругательство.

— Это было её решение, я близко не знал о нём, сколько можно повторять, — звякнул бокал, Сино наливал вино.

— Да знаю я всё, подговорили бабку, растрогали тем, что твоя жёнушка, такая же уродка — колдунья, — Эвия сплюнула, что было совсем уж из ряда вон.

Вот оно что, нуэр Алиста тоже была запечатанной колдуньей, однако, Ойхе стало страшно, то что она оставила деньги внуку ещё понятно, но она то тут причём? Синорг молчал, однако Эвия не унималась:

— Вечно ты себе выбираешь, ладно Нелеша была из знатной семьи, хоть и бедной, но эта, какая-то бродяжка.

— Зря ты это сказала, Нелеша была бы сейчас моей женой, если бы не моё разлюбезное семейство, это из-за вас она… Думаешь я не знаю! — Синорг буквально зарычал и в этом рычании было столько боли и ненависти.

— Это не я писала на твою невесту доносы и не я посылала к ней насильника, — Эвия замолчала и более спокойно и тихо сказала, — прости, занесло меня, всё я понимаю, зачем ты притащил эту девицу, да ещё в качестве жены, позлил, отомстил? У тебя это получилось, поздравляю!

— Эвия, сестрёнка, я готов отдать большую часть своего наследства для твоего приданного, как только ты решишь выйти замуж. — голос мужа показался Ойхе пьяным и очень уставшим.

— Не нужны мне твои подачки! Мне справедливость нужна, мы такие же внуки как и ты, и имеем право на эти деньги! — с ненавистью прокричала та и выбежала из дома.

Ойха спустилась по лестнице и села рядом с мужем, взяв его за руку:

— Ужина не будет?

— Нет, все разбежались, если хочешь есть вели себе принести, — тусклым голосом произнёс он и спросил, — ты всё слышала да, объяснять ничего не нужно?

— Слышала, одно хочу уточнить, нуэр Алиста была, такой как я, как так вышло? — эта тема занимала Ойху гораздо больше, чем наследство.

— Когда в знатных семьях появляется одарённый, они или тщательно то скрывают, или откупаются и одевают браслеты, так давно заведено, — ответил он ей.

— И ты выкупил меня у Ордена… Нет не подумай, что я неблагодарная, я просто хочу понять, — Ойха посмотрела мужу в глаза.

— Ты мне приглянулась, да и ситуация была очень удачной, но я не думал и тем более ни о чём не просил бабушку, видимо ты ей по душе пришлась, — он притянул её к себе и прошептал, — я очень рад, что ты сейчас рядом, пойдём вместе на кухню и поедим, а потом к тебе… Или ко мне.

Выспавшаяся Ойха долго не могла уснуть, слушая тихий храп Сино и разглядывая ясное звёздное небо в окно. Завтра прощание с нуэр Алистой и она должна быть рядом с мужем, выдержав все взгляды и шепотки. После того, как она узнала все мотивы и причины по которым она стала нир Пранций, в ней появились спокойствие и уверенность. Ей было безумно жаль Синорга, которого так жестоко лишили возлюбленной. Жаль ту девушку, Нелешу, которая оказалась слабой в борьбе за свою любовь и предпочла стакан с ядом. Постояв ещё немного, она легла в кровать, и смотрела на спящего мужа, пока не уснула.

Следующий день казался Ойхе бесконечным, прощание с нуэр Алистой было многолюдным, наполненным гулом тихих разговоров, тёмно-красным и серым цветом траура и взглядами в её сторону, самыми разными — откровенными и любопытными, в спину и пренебрежительными, злыми и сочувствующими. Лишь постоянное присутствие Синорга помогло прожить его, он старался не оставлять её одну даже ненадолго. Когда вечером она поднялась к себе, не верила, что этот выматывающий день наконец-то заканчивается. Сил хватило только на то, чтобы раздеться и залезть под одеяло, уснула Ойха сразу. А когда проснулась, выспавшаяся и полная сил, поняла что ещё очень рано, только — только рассвело. Одевшись снова в траурное платье, она пошла на кухню и позавтракала там, чтобы выйти из дома до того, как встанут члены семейства Пранций, только Синоргу оставила записку.

Она намеренно шла как можно медленнее, наслаждаясь утренней тишиной и свежестью, но всё равно в привычном месте оказалась слишком рано, даже питейные заведения ещё не открылись, а занятия в школе только начались. Пришлось пройти дальше, в сторону моста и перейдя его, побродить с другой стороны Тисмы, таким образом сделав круг. Его она заметила сразу, он стоял у ограждения и смотрел на воду, приближаться в его сторону она не стала, благоразумно остановилась и тоже стала наблюдать, как отплывали и приплывали лодки. Вчерашний странный незнакомец, то и дело, бросал на неё взгляд, чем заразил и её, пробудив любопытство. Солнце пригревало плечи, лёгкий ветерок норовил растрепать ей волосы, заиграла музыка, уже знакомый уличный музыкант перебрал струны и запел:

— Всё что мне остаётся — память,

Зов её, переборет время.

Снег спешит на губах растаять,

Замыкая, теперь они немы.

В крике птицы чужой и далёкой,

Я как-будто услышу ответ,

От чего я такой одинокий,

От чего без тебя меня нет.

Ойха замерла, слова песни тронули её, проявившись ознобом по спине и даже слезами, что ужасно смутило её, впервые она так среагировала на песню. Погрузившись в свои чувства она не заметила, как мужчина подошёл к ней, и на незнакомом языке что-то сказал ей. Так вот оно в чём дело, он чужестранец, это легко объясняет странность его поведения и непривычную одежду.

— Я не понимаю вас, простите, — пожала она плечами и улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ, грустно и разочарованно, в синих глазах снова была тоска, как тогда, когда она уплывала с Сино.

— Ойха, привет сестрёнка, а кто это? — она совсем не заметила, как подошёл Армис.

— Привет братишка, не знаю, он чужеземец, не знает нашего языка, мне показалось, что я ему кого-то напоминаю, — потрепала она его обросшие волосы.

— А почему ты в трауре, что произошло, — встревожился мальчик.

— Умерла бабушка мужа, нуэр Алиста, — ответила Ойха.

Ступая за братом, она обернулась, и снова улыбнулась незнакомцу, внимательно смотрящему ей вслед. А через два часа, когда она проводила брата и тем же путём пошла обратно, того уже не было. Возвращаться ей не хотелось, но нужно появиться хотя бы к ужину. Который прошёл на удивление спокойно, даже Эвия молча