По наезженной колее олени бежали сравнительно быстро, но, помня указания майора, Петренко регулярно, следя за часами, делал короткие привалы и давал животным отдых.

В два часа ночи сделали получасовую остановку, выпрягли оленей и пустили кормиться. Петренко с винтовкой в руках сел на нарты, чтобы исключить возможность быть настигнутым преступниками врасплох, а Эверстова вытащила из заплечного мешка радиостанцию.

Предстояло провести сеанс с Якутском. Полковник Грохотов интересовался, что дало преследование, и Эверстова сообщила, как они условились с майором, о ранении колхозника-якута Очурова, о похищении оленей и о хитрости преступников, которые пытаются сбить преследователей со следа.

- А где майор? - последовал вопрос.

Эверстова ответила и на это, объяснив, что пришлось разбиться на три группы, если майора и Быканырова поодиночке можно считать группами.

Потом Грохотов попросил передать майору, что на рудник Той Хая вылетело двое следователей, и приказал, как только они встретятся с Шелестовым, связаться с Якутском. Грохотов предупредил, что с данной минуты центральная радиостанция в Якутске все время будет слушать позывные Шелестова и что связь, таким образом, можно установить в любую минуту.

- А мне уже есть захотелось, - призналась Эверстова, окончив сеанс.

- Единственно, что могу предложить, - сказал Петренко, - это шоколаду. - Он достал и отдал Эверстовой начатую еще перед вылетом из Якутска плитку шоколада. - На более фундаментальную закуску у нас нет времени.

- Да, пожалуй, - согласилась Эверстова.

Олени вновь потянули нарты по виляющему среди густой тайги следу.

У Петренко настроение после привала изменилось. Он уже потерял надежду на встречу с преступниками и молчал. Молчал и думал о своем: думал о том, что по возвращении из командировки в Якутск, надо сейчас же вызвать к себе мать. Она и так живет одна уже четыре года, пока он учился и проходил стажировку.

"И надо попросить полковника, чтобы он дал мне хотя бы две маленькие комнатки", - подумал Петренко.

И он был уверен, что Грохотов пойдет ему навстречу. Петренко потерял отца в сорок втором году. Отец был командиром батареи и погиб на фронте. Петренко потерял старшего брата-летчика, сбитого в неравном бою. И у него осталась мать, к которой он сохранил детски-нежную любовь.

"Сколько она пережила, бедняга, сколько испытала мытарств за время эвакуации. Где ей только не пришлось побывать, и чего только не пришлось увидеть. И откуда у нее столько душевных сил? Как стойко она переносит удары жестокой судьбы и остается мужественной, работоспособной. Я ей дал слово, что будем жить вместе, и сдержу слово. С ее специальностью не трудно найти работу. Врачи в Якутии нужны не менее, чем на Украине. Но отпустят ли ее? Конечно, я думаю, отпустят", - и, вспомнив рассказ Эверстовой об ее умершем отце, Петренко захотел вдруг узнать у спутницы, есть ли у нее мать и чем она занимается. И он спросил:

- Надюша, а ваша мать в Якутске?

- Да.

- А что она сейчас делает?

- Сейчас? - Эверстова усмехнулась про себя. - Сейчас, наверное, спит.

Петренко рассмеялся.

- Да нет, вы не так меня поняли. Вообще, чем занимается?

- Это другое дело.

- Не секрет?

- Что вы! Она работает агрономом в совхозе. Она первая из женщин-якуток агроном.

- Это хорошо, - заметил Петренко.

- И этим она обязана моему отцу, - продолжала Эверстова. - Когда он женился на ней, она была почти неграмотной. Он ежедневно занимался с ней сам, потом нанял учителя и заставил идти учиться.

- Вы любите мать? - спросил вдруг Петренко.

- Очень.

- Я тоже. Как вернусь, сейчас же ее вызову из Запорожья. Как вы думаете... - но лейтенант не окончил фразы. Впереди, между стволами деревьев мелькнуло что-то темное и непонятное. Петренко даже не успел предупредить спутницу. Он резко остановил оленей, круто повернув их вправо. Так круто, что нарты встали на бок и перевернулись. Эверстова свалилась в снег.

Петренко же твердо встал на ноги, взял винтовку на изготовку и замер, устремив взгляд вперед.

Теперь и Эверстова, поднявшись, увидела, что впереди что-то мелькает и приближается к ним.

- Тс-с... - едва слышно произнес лейтенант, припал на одно колено и приложил приклад к плечу.

Он уже готов был выкрикнуть команду, которую заранее обдумал, но рассмотрел, как что-то темное и во всяком случае не человек накатывается на них.

Эверстова вздрогнула, присела и тут же крикнула:

- Да это же Таас Бас! Таас Бас, хороший пес, хороший.

Собака уже подбежала, заметалась от одного к другому, подпрыгивала, пытаясь лизнуть в лицо.

- Фу... - облегченно и в то же время разочарованно вздохнул лейтенант. Он думал, что наконец подошла решительная минута, а тут, вместо преступников, оказался Таас Бас.

Эверстова ласкала собаку.

- Как вы его не подстрелили? Вот был бы номер!

- Ну уж нет. Стрелять я не собирался, а если бы и выстрелил, то не в цель. Скажите правду, что вы подумали?

- Я... Я... - замялась Эверстова. - Честно говоря, струхнула немножко.

- Бывает, - уронил Петренко. - Это со всеми бывает. Настоящий трус тот, кто никогда не скажет о том, что испугался.

- Значит, недалеко Роман Лукич.

- Выходит так. Таас Бас, наверное, вырвался вперед.

- А уж не случилось ли что-нибудь с майором?

- Исключаю. Совершенно исключаю. Смотрите, как Таас Бас ведет себя весело.

И не успел Петренко проговорить это, как до cлуха обоих дошел характерный скрип полозьев нарт, а через несколько секунд показалась упряжка Шелестова.

Майор подъехал совсем близко. Олени сошлись морда в морду. Майор встал с нарт, размялся.

- Ну и напугал нас Таас Бас, - призналась Эверстова.

- А почему вы тут остановились? - спросил Шелестов.

Петренко объяснил.

Шелестов закурил и сказал:

- Да, напрасно мы потеряли несколько часов. Следов не видели?

- Нет... Нет... - почти в один голос ответили Петренко и Эверстова.

"Опять эти мерзавцы провели нас, - подумал Шелестов. - Значит, они решили повторить ту петлю, а не эту, и подались на запад". И спросил:

- Олени устали?

- Незаметно. Бегут хорошо, - ответил Петренко.

- Отдых давали?

- Да, несколько раз.

- Сеанс был? - поинтересовался он.

Эверстова рассказала о том, что передал Якутск и что передала она ему.