— Однако, баб ты себе выбираешь, Сережка, — и открытой ладонью хлопнул себя по колену.

Кто-то из них наверняка сказал бы что-нибудь еще, и я уже даже начала гадать, кто именно это будет — Марина, застывшая посреди комнаты, Наташа, уже открывшая рот, или привставший на своей кровати Андрей, как вдруг раздался громкий стук в дверь — как будто стучали с размаху, кулаком, и взволнованный Мишкин голос произнес:

— Выходите быстрее! У нас гости!

Не знаю, почему я выскочила на улицу вместе с мужчинами. Остальные остались внутри — и Ира с детьми, и Марина, и Наташа. Я сделала это машинально — ударила дверь плечом и выбежала, на ходу натягивая куртку, даже раньше Сережи, который почему-то замешкался у самой двери и которого мне пришлось оттолкнуть, чтобы открыть ее, и уж точно раньше папы и Андрея, сидевших далеко, в глубине комнаты. Может быть, я выскочила первой потому, что стояла сразу возле выхода и просто ни о чем не успела подумать. Может быть, я торопилась потому, что там, снаружи, был мой сын, один и без оружия. Как бы там ни было, добрых полминуты мы с Мишкой оставались на улице только вдвоем — из-за двери, которую я не закрыла за собой, слышны были громкие взволнованные голоса, что-то с грохотом упало на пол; я знала, что вот-вот все они появятся здесь, только Мишка к этому моменту успел уже отойти от крыльца на пару шагов и продолжал идти вперед, к воротам, напряженно вглядываясь куда-то в темноту улицы, лежащей в нескольких метрах впереди, туда, где в густых ноябрьских сумерках темнели полуприсыпанные снегом Лендкрузер и серебристый пикап, и я никак не могла позволить ему идти дальше одному; почему-то я была уверена, что окликать его сейчас не имело смысла, так что я могла сделать только одно — догнать его и положить руку ему на плечо, и тогда он вздрогнул и остановился, но ничего не сказал, а просто кивнул куда-то в сторону улицы. Я посмотрела в том же направлении и увидела, на что он мне показывает — сразу за пикапом, возле накрытого тентом прицепа, стоял человек.

Несмотря на шум, доносившийся из дома и слышный даже здесь, возле ворот, мне показалось, что он не заметил нас — по крайней мере, он вел себя так, словно был совершенно один на узкой, перегороженной двумя большими машинами дорожке, между темнеющими на фоне сизого неба молчаливыми домами. Он осторожно обошел вокруг прицепа, внимательно рассматривая его, а затем протянул руку и, наклонившись, попытался отогнуть тент, чтобы заглянуть внутрь. В тот самый момент, когда он сделал это, позади нас заскрипели по снегу торопливые шаги, и над моим левым плечом неожиданно вспыхнул яркий, слепящий сноп света, заставивший стоявшего на дороге человека выпрямиться, повернуться к нам и, прищурившись, загородить глаза рукой.

— Эй! — Резкий, отрывистый Сережин окрик взрезал безлюдную дачную тишину, как будто распорол ее надвое. — Отойди от машины! — И сразу стало очень шумно: подоспевшие папа и Андрей тоже что-то закричали, одновременно, но незнакомец, появившийся из ниоткуда, словно он материализовался прямо здесь, посреди темной улицы, в защитного цвета аляске со сброшенным на спину огромным меховым капюшоном, аккуратной вязаной шапочке и теплых лыжных перчатках, вместо того чтобы испугаться и замереть, неожиданно улыбнулся — немного неуверенно, но вполне доброжелательно, и помахал нам рукой, и пошел в нашу сторону, говоря:

— Все в порядке, ребята, все в порядке…

— Стой, где стоишь! — так же резко крикнул Сережа; оглянувшись, я поняла, что его задержало — в правой руке, на уровне бедра он держал карабин, а в левой — узкий и длинный черный автомобильный фонарь.

Незнакомец в аляске пожал плечами и слегка покачал головой, словно удивляясь про себя, но остановился и поднял вверх обе руки — как мне показалось, полушутливо, во всяком случае, совсем без страха, и заговорил спокойным, ровным голосом, и все остальные сразу замолчали, чтобы расслышать то, что он говорит:

— Стою, стою, все нормально, ребята, мы просто дом ищем, теплый дом — переночевать. Начали с этой улицы, не хотелось далеко вглубь забираться — там все снегом завалено, а у нас колеса не так чтобы очень большие, не то что ваши, увидели колею — и свернули. Да вон наша машина, — и он махнул рукой куда-то за спину, в конец улицы, где из-за поворота действительно торчала передняя часть темно-синего широкого автомобиля; присмотревшись, я увидела, что это микроавтобус. Сережа, мгновенно среагировавший на его движение, вскинул карабин чуть выше.

— Ты руками не особенно размахивай, — сказал он, правда, уже не так резко, как вначале.

— Не буду размахивать, — примирительно отозвался незнакомец и снова поднял руки, — строгий ты какой. Ладно тебе, не кричи. Игорь меня зовут, — тут он сделал было движение, словно собирался протянуть Сереже руку, но потом передумал и оставил обе руки вверху, — там, в машине, моя жена и две дочки и родители жены. Мы из Череповца едем, нам просто переночевать надо — мы с дороги заметили колею и дом с трубой, окна у вас темные, я снаружи не разглядел, что он занят, а потом подошел поближе и машины ваши увидел. Поищем другой теплый дом, вон их тут сколько, — и он опять улыбнулся.

Несколько секунд было тихо, а потом папа, стоявший позади, сделал шаг вперед — так, чтобы попасть в луч Сережиного фонаря, и произнес:

— Ну вот что, Игорь. На этой улице всего два теплых дома, и оба уже заняты. Давай-ка, ты проезжай чуть вперед, там снег не очень глубокий, вы должны проехать. Мы здесь прямо на следующей линии видели сразу несколько домов с трубами, выбирай любой. — Он показал направление, и незнакомец, проследив за его рукой, благодарно кивнул. Заметив, что он не двигается с места, папа продолжил: — Ты руки-то опусти, ладно. И иди уже, твои там тебя заждались, наверное. Завтра будем знакомиться.

Человек в аляске, назвавшийся Игорем, снова кивнул и сделал движение, чтобы уйти — мы молча смотрели ему вслед, — но затем остановился и оглянулся еще раз:

— А много вас?

— Нас-то много, — тут же отозвался папа настороженно, — давай, иди, не задерживайся.

— Ладно, ладно, — миролюбиво сказал тот, — поселок большой, места всем хватит.

Он успел сделать шагов десять, когда папа еще раз окликнул его:

— Эй, как тебя, Игорь! Что там, в Череповце?

В этот раз человек в аляске не стал оборачиваться, а просто остановился, смотря себе прямо под ноги, словно разрезанный пополам лучом света — видно было только его спину и мохнатый широкий капюшон; несколько секунд он просто стоял так, не двигаясь, а потом негромко бросил через плечо:

— Плохо в Череповце, — и шагнул в темноту.

В натопленном доме к нашему возвращению царила тихая паника — дети были одеты, Ира с Наташей сновали вокруг, поспешно запихивая вещи в брошенные на кровати сумки; в дверном проеме, ведущем в дальнюю комнату, стоял Леня, тяжело опираясь об косяк — бледный, в испарине, но тоже одетый, а рядом с ним, на полу, на корточках сидела Марина и зашнуровывала ему ботинки. Когда мы вошли, все они замерли и посмотрели на нас.