Ему на смену пришёл сам грозный Юлай. Старый воин, он давил мятежи в Польше и знал, как надо воевать. С ним было 1500 всадников. Катавские приказчики уже из блокады сумели переслать хозяевам ещё одно письмо. Оно кричало: «Катавский завод в атаке состоит!» Но хозяева ничем не могли помочь своим предприятиям. Князь Фёдор Щербатов, командующий всеми войсками, давно ответил на все просьбы компанейщиков о защите: нечего докучать, сами берите сабли и ступайте служить в войско, а он, князь, не пойдёт воевать, чтобы сберечь чужое добро.

19 июня Юлай направил своих воинов на приступ. Кони пронесли войско сквозь заградительный огонь завода. Башкиры с сёдел совали ружья в нижние амбразуры бревенчатых стен, палили по защитникам внутрь крепости. Заводчане голыми руками хватали ружья врагов за стволы, пиками скидывали башкир, запрыгнувших на боевые ходы. Завод отбился каким-то отчаянным чудом, и даже опытный Юлай понял, что ему не прорваться сквозь ожесточённую оборону. Юлай увёл своё войско.

За непокорство Катав-Ивановска заплатили два других завода. Жители Усть-Катавского завода успели сбежать в леса, и башкиры в Усть-Катаве убили только 12 человек, но сожгли 114 домов, цеха, амбары, пристань и 35 готовых барок. А Юрюзанский завод Юлай застал врасплох, и его батыры безжалостно вырезали на этом заводе 138 человек.

Башкиры обложили Катав-Ивановский завод пикетами, но штурмов больше не предпринимали. Салават посылал парламентёров с предложением о сдаче, а заводчане хватали их и запирали под замок, не отвечая ничего. Блокада Катав-Ивановского завода продолжалась четыре месяца. Воинские команды не могли прорваться к заводу сквозь бунтующие башкирские леса. Солдаты пришли в «неоплошный» Катав-Ивановск только в октябре, когда Пугачёв был уже схвачен, а власти добивали бунт по всей Башкирии.

Пруд, плотина и водосброс Катав-Ивановского завода

На Катаве ненависть крестьян к заводам куда-то испарилась. Приписные крестьяне окрестных деревень тайком помогали осаждённым рабочим. Однажды они даже привезли на завод пять пудов пороха: его в страхе бросили казаки, посланные в Катав из Уфы. Крестьяне Катава поняли: лучше заводская кабала, чем башкирская сабля. Потому что башкирская сабля взлетела над Уралом на страшную высоту праведного двухвекового гнева.

Правильный выбор дороги – для Великой Степи вопрос жизни и смерти. Выбором ведал бог Юл Яхе. Он являлся людям в двух обликах: всадник на пегом коне и всадник на вороном коне. Верный путь указывал только один из всадников, а какой конкретно – древние тюрки решали сами. Тюркский царь Коркут сумел угадать.

Легендарный Коркут привёл древних тюрков с Алтая на южный Урал. Тюрки смешались с местными уграми, и к X веку превратились в народ башкортов, в «людей-волков». Башкорты, башкиры, чтили Коркута как живого, даже когда он умер, и потому боги не пустили его в мир мёртвых. Голос Коркута, живущего между мирами, доныне звучит в пении кубыза – башкирского варгана.

От соседей-булгар, которые станут татарами, башкир будет отличать образ жизни: полукочевое скотоводство. Иван Лепёхин, академик XVIII века, назовёт башкир «межеумками между дикими и градолюбивыми народами». Земли башкир простирались от Чусовой на севере до Яика на юге, от реки Тобол на востоке до реки Черемшан на западе. Башкирия чётко разделялась на лесостепную и горную.

Образ хозяйства определил образ государственности: союз родов. Их было около трёх десятков. Раз в год родовая знать собиралась на общий съезд – большой йыйын, где решали вопросы всего народа. Йыйын всегда проходил на обширной луговине между плоской лесной горой Кургаул и рекой Агидель, Белой.

Когда на Волге окрепла Волжская Булгария, башкиры, близкие родственники булгар, попали в зону их интересов. Булгары приняли ислам, но не навязывали его башкирам, и «люди-волки» продолжали почитать каменных баб и древнего бога Тенгри. Практичных булгар интересовали богатства башкир: их маленькие и быстрые кони, драгоценные куницы и мёд злой и живучей лесной пчелы бурзянки.

Булгария погибла под пятой монголов, а выжившие булгары стали татарами. Улус Джучи поглотил все государства и земли тюрков, и Башкирию тоже. Хан Узбек, потомок Джучи, привёл Золотую Орду в ислам. Мудрый Узбек отменил баскаков – монгольских сборщиков дани, и рассадил по Орде местных ханов, которые сами взимали налоги и отсылали их в новую столицу Сарай аль-Джедид. «Люди-волки» получили двух ханов: братьев Басмана и Барача.

Ставка Басмана находилась на горе у впадения реки Сакмары в Яик. Русские казаки назовут эту гору Маяк. В пугачёвщину, кроша колёсами могильные плиты Басмана и его родни, пушки мятежников с Маяка будут бомбардировать осаждённый Оренбург.

Ставка Барача находилась на горе у впадения реки Уфы в Агидель. Русские стрельцы в XVI веке построят здесь крепость Уфу. А сын Барача, Тура, кочевал по холмам вдоль речки Слак. Тура-хан призвал из Орды имама Хусаина, сына Гумера из туркестанского рода Тарсов. Хусаин-бек начал проповедь ислама и обратил башкир лицом к Мекке. На камни древних святилищ поверх рун легла арабская вязь. На горе Кургаул над полем йыйына вознеслись минареты мечети Гази.

Через 400 лет Оренбургская экспедиция безжалостно сожжёт мечеть Гази. На священном поле йыйына будут стоять полки Ивана Кирилова, командира Экспедиции. А ещё через сорок лет здесь раскинется лагерь пугачёвского генерала Ваньки Зарубина – Чики.

Праведный Хусаин предстал перед Аллахом ещё при Узбеке – в 1339 году. Над могилой Хусаин-бека, своего гостя и учителя, Тура-хан воздвиг каменный мавзолей, по-башкирски – кэшэнэ. Вскоре и сам Тура упокоился в подобном же мавзолее над речкой Слак. Мусульманские кэшэнэ разных ханов, каменные юрты, похожие на кибитки сарматов, сквозь века покатились по степям Башкирии.

Кэшэнэ Тура-хана

Летом 1391 года на речке Кондурча в Поволжье взревела грандиозная битва, страшнее Куликовской: на кабаньих водопоях сражались триста тысяч воинов. Это эмир Тимур, непобедимый Тамерлан, пришёл из Самарканда, чтобы сокрушить хана Тохтамыша и всю Золотую Орду. Поле той забытой битвы – неподалёку от нынешней Самары. А в тот год качнулась вся Евразия: погибало Средневековье. В Башкирии же завершилось время ханов.