– Там тебя встретит твой враг, но мой друг. Ты будешь называть своего врага другом, – уклончиво объяснил он Избору.

Княжич догадывался, о ком идет речь, не спал ночами, представляя себе встречу с Белоголовым, Ворочался с боку на бок, мысленно говорил с нападником, слышал покаянные речи, спорил с его оправданиями. Ночь за ночью…

Они остановились в усадьбе Хальфдана – Золотой долине, близ небольшой реки – одной из сестриц могучей Гломмы и круглого лесного озера. От усадьбы до озера было около пятисот шагов. Озеро показалось Избору невероятно красивым – большим, гладким, с высоко вздымающимися над водой берегами и белыми птицами, парящими над темной озерной гладью. Люди из усадьбы редко ходили к озеру – привыкли, а Избора манила его красота. Там, на невысокой прибрежной скале, он и встретил своего врага.

Княжич узнал Орма сразу, едва взглянув. И сколь ни готовился, сколь ни провел бессонных ночей в разговорах с самим собой, сколь ни клялся себе, что сумеет сдержать ненависть, – а кровь хлынула в голову, застучала в висках, пальцы сами стали нащупывать на поясе оружие.

– Не надо.

Женский голос охладил пыл Избора, заставил княжича разжать кулаки.

– Айша? – Княжич предпочитал смотреть на нее, чем на Орма. Девка появилась вовремя, будто учуяв возможную беду. – Как ты здесь оказалась?

– Пришла, – она взобралась на камень, поджала ноги, скрестила их под юбкой. Мотнула головой в сторону урманина, взбирающегося на береговой откос. За спиной Орма один за другим поднимались его люди – враги, которые, по приказу конунга, должны были стать друзьями.

– Это Орм? – разглядывая их, поинтересовалась Айша.

– Да, – неохотно признал Избор.

– Он не похож на вора и убийцу, – задумчиво сказала Айша.

– Но он – вор и убийца, – стискивая до боли кулаки, прошептал княжич.

День смерти Мстислава вертелся в памяти – дым, вопли, пролом в городской стене, выброшенные из полыхающих домов вещи, полуобнаженные девки с застывшим ужасом на мертвых лицах, гортанные выкрики урман и падающий к его ногам брат…

– Тебе нельзя с ним драться. Тут его земля и его правда, – на всякий случай негромко напомнила Айша.

– А в Альдоге была моя! – Оттолкнув ее в сторону, Избор шагнул навстречу Орму, столкнулся грудь в грудь. И тут же, оттеснив хевдинга, перед ним очутился другой урманин – невысокий, крепкий, со звериным прищуром желтых волчьих глаз. Острый нож коснулся шеи Избора раньше, чем княжич успел вздохнуть. Урманин что-то произнес, надавил лезвием. Из сказанного Избор понял только «заступаешь» и «хочешь смерти». Кровь гудела в висках, мутная ярость затмевала сознание, в памяти всплывало прошлое – лицо убитого брата, одинокая фигура отца на пристани, спокойная улыбка Гюды…

За спиной зашуршали, отдаляясь, легкие женские шаги. Айша убегала. Так было даже лучше – девчонка только мешалась бы под ногами…

Избор отбросил в сторону руку желтоглазого, не заметив, что лезвие расчертило шею красной полосой, выкрикнул Белоголовому:

– Помнишь меня, ярл?

И задохнулся от резкого удара в живот – желтоглазый урманин не стал бить ножом, зато кулаком засадил от души. Отплевываясь, Избор переломился пополам, чтоб не упасть к ногам врага, схватился за тонкий древесный ствол. Белоголовый поднял руку:

– Подожди, Харек.

Подступил к княжичу, вгляделся и по-словенски чисто произнес:

– Я не знаю тебя.

– Знаешь, – дышать было все еще тяжело, – я – твой враг!

– Вряд ли, – Белоголовый обошел вокруг дерева, пожал плечами: – Ты слишком слаб, чтоб называться моим врагом. Как твое имя?

Если бы он вспомнил, если бы смутился – вероятно, ярость Избора сошла бы на нет и спустя малое время княжич вспомнил бы, что пришел в эту страну и к этому человеку не воевать и не мстить, а выкупать своих родичей. Если бы да кабы…

Но ярл насмехался. В голове промелькнуло Бьерново: «С ними он даже разговаривать не станет…». Избор уже не помнил, о ком так говорил болотник, зато помнил его насмешливый тон, снисходительную ухмылку.

– Все вы… – прошипел Избор сквозь зубы, незаметно сместил руку с ноющего живота к поясу, нащупал костяную рукоять охотничьего ножа, что всегда носил при себе. – Все вы одинаковы, урманское отродье…

– Мы не ждали тебя так скоро.

От неожиданности Избор замешкался. Всего на миг, но и мига хватило, чтоб Бьерн встал меж ним и Белоголовым, закрыл ярла своей спиной. Рядом с ним преданной собачонкой вертелась Айша – тяжело дыша от бега, растрепанная, с раскрасневшимся в спешке лицом.

Сверкнув хитрыми кошачьими глазищами, она отлепилась от урманина, скользнула к княжичу. Ловко выудила из его ослабших пальцев нож, сунула куда-то в юбочные складки. Коснулась плеча Избора, шепнула:

– Все будет хорошо. Бьерн знает, что делать, – и полуденной тенью нырнула за спину княжича.

– Я торопился, но, похоже, зря. Меня встретили не так, как я ожидал. Впредь держи своих щенков на привязи, – фыркнул Белоголовый.

– Не бросайся словами, Орм. Ты называешь щенком моего князя.

Смех Белоголового звучал сухо и резко: – Мне нравится твоя шутка, Бьерн.

– Я пришел сюда не для шуток.

– Зачем же ты пришел?

– Вести торг.

Теперь Белоголовый смеялся уже искренне. Смеялись хирдманны, столпившиеся за спиной своего хевдинга, и даже желтоглазый Харек, недоверчиво качая головой, выдавил слабую ухмылку.

Белоголовый повернулся к тощему и высокому урманину, судя по морщинистой коже – самому старшему из хирда:

– Ты действительно умен, Кьетви. Тывсегда говорил, что время меняет людей. Теперь я сам вижу это.

Вновь взглянул на Бьерна, отрезал:

– Ступай в Бирку[147]– там ведут торг. А здесь сын Асы собирает воинов.

На сей раз засмеялся Бьерн:

– Кьетви правда умен – люди меняются. С каких пор ты стал воевать за конунга?

– С тех самых, как ты стал торговать, – веско отозвался Орм.

Разговаривая, оба урманина неприметно подбирались друг к другу, как подбираются, прежде чем сцепиться, два диких зверя. Оставалось всего два шага, когда Айша кинулась к ним – маленькая, худая, в серой шерстяной рубахе со слишком большим воротом, сползающим ей на плечо, в длинной юбке, с растрепавшимися от недавнего бега волосами и лихорадочными красными пятнами на тонких щеках. В окружении урман она казалась еще меньше и беззащитнее, чем была на самом деле.

Бьерн остановился. Орм кинул на него быстрый взгляд и тоже шагнул назад.

Явно не зная, зачем вообще вылезла и что теперь делать, притка растерянно огляделась. Тонкие пальцы девки теребили мягкую ткань, словно надеясь обнаружить нечто важное, затерявшееся в шерстяных складках юбки. В конце концов она оставила юбку в покое, указала на княжича и, на каркающем северном языке, заявила Орму: