— Несколько часов назад. Пока что об этом никто не знает.

Плотников задумался. Наверно, формулировал ответ.

— Нет, в похищении я не участвовал и по-прежнему на этом настаиваю. Я ничего обо всем этом не знал. Но когда я сказал, что я на их стороне, это означало, что я их прекрасно понимаю. Кстати, что они сделали с деньгами?

— Говорят, на фильм потратили. Пленку купили, за декорации заплатили, еще что-то…

— Я сразу так и подумал. Поймите, Александр Борисович, ребята сделали это от безысходности. Что за учеба, в самом деле, если им кино снимать не дают?

— Они же первокурсники. Пацаны еще. Все впереди.

— Им всем за двадцать, между прочим, это уже взрослые люди. Вот они пришли в киноинститут и что они видят? Второкурсники, третьекурсники снимают в лучшем случае на видео. Представляете, что у них на душе? И потом, они же не валютный обменник ограбили!

— В некотором роде как раз да.

— Ха! Остроумно. Вы диалоги не пробовали писать? Это хороший заработок.

— Вас не поймешь. То говорите денег нет, то наоборот. — Турецкий внимательно следил за мимикой Плотникова. — Наворотили ваши ребятки дел…

— Александр Борисович, да в самом деле, ну что такого ужасного произошло? Никто ведь не пострадал. Подумаешь, подержали этого деятеля немного взаперти. Может, ему на пользу пойдет. А то, что они его похитили, — это вообще неплохой сценарий. Если эту историю еще развить, может удачно получиться. Может, я когда-нибудь про это все фильм сниму.

— Кстати, хорошо, что напомнили, Артем Александрович. Моя жена в восторге от вашего «Камнепада».

— А вы?

— Я, простите, еще не успел, — соврал Турецкий, заснувший на десятой минуте просмотра. — Работы много. Но обязательно посмотрю.

— Буду очень рад услышать ваше мнение, — учтиво произнес Плотников и пожал Турецкому руку.

Каждый остался доволен итогом разговора. Плотников — молчаливой лояльностью Турецкого, Турецкий — косвенным доказательством того, что за студенческой авантюрой никто не стоял и «похитители» действовали самостоятельно.

За дверью послышались голоса. Турецкий прислушался. С женским все понятно, это была его медсестра, а мужской… мужской тоже показался знакомым, но только кто же это?

— Но мне сказали, что именно здесь лежит Александр Борисович Турецкий, — фальцетом говорил мужчина.

— Вам сказали правильно, но это не значит, что вы попадете к нему в палату, понятно вам?!

Турецкий улыбнулся. Медсестра стояла на страже его интересов.

— Вы не понимаете! Вы не понимаете, он будет рад меня видеть, мы с ним старые знакомые!

— Стойте, я вам говорю!

Черт, да кто же это так рвется? Турецкого разбирало любопытство. Сидя в своем кресле, он подъехал к двери и приоткрыл ее.

Медсестра, тяжело дыша, держала за рукав лысого мужика, который стремился в палату. Он увидел Турецкого.

— Александр Борисович! Как вы себя чувствуете? — обрадовался лысый. — Не забыли меня? Я Кольцов из «Московских ведомостей»! Помните дело американского режиссера? Как мы с вами тогда поработали — у-ух! Скажите, вы уже, конечно, вычислили террориста?

Узнав репортера, Турецкий поскучнел. Кивнул медсестре как секретарше:

— Уберите отсюда этого Белинского.

Вдохновленная сестра с удвоенной энергией принялась за дело.

Турецкий закрыл дверь и принялся в который уже раз гипнотизировать фотографию Грозова. Да что же такое?! Откуда он может знать этого типа?

За дверью опять началась какая-то возня. Слышался мужской голос.

— Не иначе борзописец снова прорвался, — вздохнул Турецкий.

Он невольно прислушался. Нет, теперь голос был другой. Турецкий повторил маневр: подъехал к двери и приоткрыл. На сей раз медсестра сдерживала смущенного молодого человека с пакетом.

— Пропустите его, — сказал Турецкий. — Это мой племянник. Заходи, Илья, гостем будешь…

Смущенный молодой человек боком прошел в палату.

— Ну, садись, в ногах правды нет, — Турецкий усмехнулся, — это я теперь авторитетно заявляю.

Молодой человек по имени Илья послушно сел. Он не был племянником Турецкого. Да и знакомы-то они были всего лишь год.

— Поправляетесь, Александр Борисович?

— Делаю вид. Что у тебя в пакете? Надеюсь, коньяк и сигареты?

— Вроде того. — Илья показал содержимое: фрукты и минеральная вода. — Ребята нагрузили, когда узнали, что к вам еду. Извините, что раньше не навестил, но к вам совсем было не прорваться.

Турецкий серьезно кивнул. Ему было приятно это неожиданное посещение. Молодой человек был студентом режиссерского факультета ВГИКа и, так уж распорядилась судьба, был Турецкому кое-чем обязан. Об этом Александр Борисович, впрочем, совсем сейчас не думал. Он внимательно вглядывался в лицо «племянника».

— Ну, Илья, как живешь?

— Хорошо живу, — преувеличенно бодро сказал Илья. — Курсовую работу снимаю.

— Действительно здорово. И выглядишь хорошо. Влюбился, что ли?

— Не получается пока.

— Все наладится, — пообещал Турецкий. — Знаешь, как Фицджеральд говорил? Только работа излечит нас от всех напастей. Вкалывать надо, и все рано или поздно будет тип-топ.

— Это Хемингуэй. А Фицджеральд был бездельником каких поискать.

Меркулов приехал в госпиталь Бурденко во время, когда в принципе никаких визитов быть не может, — в семь часов утра. Но Турецкий сказал, что это срочно, — он позвонил Меркулову домой в 6.02, дав ровно сто двадцать секунд на то, чтобы шеф и друг успел проснуться.

— Что случилось-то?

— Приедешь — расскажу.

— Тебя там приступом берут? Оружие захватить? — пошутил Меркулов.

— Думаю, скоро понадобится, — вполне серьезно ответил Турецкий.

Меркулов принял душ, позавтракал, в машине еще немного подремал и в семь часов был у него в палате.

Вид у Турецкого был мрачноватый и решительный.

— Я вчера с Реддвеем разговаривал, — сказал он. — Питер мне рассказал интересную вещь. В Европе в аэропортах, на вокзалах и в прочих многолюдных местах внедряется израильская методика определения потенциальных террористов.

— А что делают израильтяне? — машинально спросил Меркулов, мечтавший о еще одной чашке кофе.

— Они не отвлекаются вовсе на бросающиеся в глаза признаки: цвет кожи или этнические особенности костюма, а в первую очередь обращают внимание на нюансы поведения и мимики, на жесты, движения губ, бровей и даже носа. Все это фиксируется тщательнейшим образом специальной компьютерной программой, немедленно анализируется и в случае чего выдается сигнал: взять гада! Или не гада. Но проверить. А у нас что? В лучшем случае подойдет сержант-лимитчик из Люберец и потребует предъявить регистрацию.