– С детства нам объясняли, что алкоголизм и наркомания – следствие нищеты, забитости и невежества людей. Вероятно, когда-то так и было. Двадцатый век среди прочих сюрпризов и парадоксов преподнес нам и этот: уровень жизни растет во всех своих параметрах, и одновременно с ним растут алкоголизм, наркомания, лавина преступности и самоубийств. Это – явление глобальное, и единого объяснения этому пока нет. Я лично думаю, что наркомания всех видов – это действительно следствие нищеты, но не материальной, а духовной. Нищие духом люди, которых не научили духовной жизни, люди, которым нестерпимо скучно, люди, которые ничего не умеют и ничего не хотят, – вот тот слой, в котором растет и размножается вирус наркомании. А рост материального благосостояния не уменьшает, а увеличивает этот слой, и, если мы хотим разорвать порочный круг, мы снова возвращаемся к Теории Воспитания как некой социальной панацее.

Редакция фантастики издательства «Молодая гвардия»…

Остановимся. Напомним читателям, что эта редакция издает основную массу книг научной фантастики. Вероятно, что-то около восьмидесяти процентов в нашей стране. И еще напомним, что это единственная в нашей стране редакция, которая обязана издавать фантастику. Кстати она, эта редакция, издает ныне не только фантастику. Но речь у нас будет лишь о ее фантастической продукции.

Итак, редакция фантастики издательства «Молодая гвардия» уже имеет свою историю. К сожалению, это история блистательного взлета и катастрофического падения. Это история того, как в начале 60-х годов редакция, руководимая блестящими знатоками и профессионалами, возвела стройное здание молодой тогда советской фантастики, как в начале 70-х это здание было обращено в руины человеком безграмотным и некомпетентным, а теперь, в 80-х, представляет собой трясину, оглашаемую лишь невнятными криками унылых реликтовых существ.

В соответствии с предложением журнала мы высказываем свое личное мнение и не намерены извиняться за резкость выражений. Слишком много значит эта редакция в нашей жизни, эта альма матер наша, и не только наша, а всего поколения 60-х, тот плацдарм, с которого советская фантастика начала завоевание мирового читателя, да так и свернулась на половине дороги, сраженная ударом в спину.

И мы не намерены лишить себя удовольствия назвать конкретные имена.

Людей, которые строили здание советской фантастики в 60-х годах, зовут Сергей Жемайтис и Бела Клюева. Ныне они, конечно, на пенсии.

Человека, который обратил это здание в руины, зовут Юрий Медведев. Ныне он значительное лицо в редакции журнала «Москва».

А человека, сами руины эти превратившего в болото, зовут Владимир Щербаков. Он и сейчас возглавляет злосчастную редакцию.

За последние пятнадцать лет редакция:

– выпустила собрание сочинений И. А. Ефремова;

– опубликовала дюжину книг апробированных авторов;

– открыла одно новое имя.

Всё.

За полтора десятка лет своей деятельности редакция не сделала больше ничего такого, что можно было бы поставить ей в плюс.

А ведь издательский конвейер налажен и работает исправно. Общая продукция редакции – это многие десятки книг. Романы. Повести. Персональные сборники. Сборники-ежегодники «Фантастика». Переиздания. Целая библиотека, целая картотека авторов.

Так вот все это изобилие известный критик, блестящий знаток советской фантастики, человек отменного литературного вкуса Всеволод Ревич чрезвычайно удачно назвал «нуль-литературой» (см. «Юность», № 9, 86). Это литература, которая вызывает неудержимое желание высказаться, не давая в то же время никакого материала для высказывания. Клокочущая пустота.

Нельзя сказать, что нуль-произведения не содержат мыслей. Но это мысли заимствованные, старые, жеваные-пережеваные, раздражающе банальные, либо до уныния нелепые.

Нельзя сказать, что нуль-произведение лишено героев. Но герои эти плакатные, неправдоподобные, это кое-как размалеванные марионетки, переходящие из сюжета в сюжет, их нельзя даже назвать банальными, ибо банальность все же предполагает какой-то более или менее приличный литературный прототип.

Нельзя сказать, что нуль-произведение написано плохим языком. Его язык вообще не имеет отношения к художественной литературе.

Это язык посредственных школьных сочинений. Или дурной публицистики. Или вошедшего в раж, наслаждающегося графомана.

Нельзя сказать…

Ничего нельзя сказать. Мы снимаем шляпу перед В. Ревичем, который нашел в себе силы и энтузиазм подлинного профессионала, чтобы проштудировать всю эту гору макулатуры и хоть как-то проанализировать прочитанное.

Ознакомившись с нуль-произведением, испытываешь желание говорить и даже кричать.

О загубленных деревьях, которые превратили в бумагу, не подозревая о том, как именно эта бумага будет использована.

О типографских мощностях, которых так всегда не хватает, когда надо напечатать что-нибудь достойное.

О несчастных любителях фантастики, в особенности – любителях неискушенных, для которых эта нуль-литература может стать нормативом и определит их литературный вкус в дальнейшем.

О десятках молодых, действительно талантливых писателей-фантастов, отвергнутых редакцией В. Щербакова для того, чтобы толпа нуль-литераторов подменила собой в глазах массового читателя и поколение 70-х, и поколение 80-х.

И, наконец, о том, какой страшный удар по престижу нашей фантастики нанес этот поток псевдолитературы в глазах каждого мало-мальски квалифицированного читателя – в первую очередь того, кто к фантастике либо равнодушен, либо относится скептически. Разве не клокочущую пустоту нуль-литературы имела в виду та московская учительница, которая объявила своему классу: «Фантастику пишут жулики, а читают идиоты»?

Не избежать нам риторических вопросов: как это могло случиться? куда смотрело начальство? где была литературно-критическая общественность? каким дурным волшебством на глазах у всех – у читателей, у писателей, у начальства – третьестепенный литератор В. Щербаков ухитрился наладить издательский конвейер таким образом, чтобы сходили с этого конвейера только произведения третьестепенные или лежащие вообще за пределами оценок. Ведь вся нуль-литература существует в строгих и жестких рамках одного третьестепенного литературного вкуса, если, конечно, можно так назвать эту вопиющую, воинствующую безвкусицу.

Теперь уже поздно оправдываться и говорить, что литературно-критическая общественность вовсе не молчала, что писались и ядовитые рецензии, и письма в самые высокие инстанции, и гневные речи произносились с трибун (не слишком, правда, высоких, на высокие нас не пускали)… Поздно. Спишем все неудачи этих выступлений, торжество нуль-фантастики за счет ныне окончательно уже осужденных застойных явлений недавнего нашего прошлого.