Я никогда не мог понять, почему получалось так, что наши союзники, имея в своем распоряжении силы более крупные, чем наши, причем даже по числу тактических единиц, если соотнести их количество с длиной линии фронта, применяли одни правила для [оценки] собственных наступлений и совершенно другие – для наших. Лучшим доказательством того, что русское Верховное командование не имело намерения преждевременно останавливать наступательные операции, служит тот факт, что мне самому была предоставлена возможность продолжать активные действия в сентябре и октябре. Кроме того, в это время меня – в пределах возможного – снабжали боеприпасами более щедро, чем те армии, которые были вынуждены прекратить движение вперед из-за отсутствия свежих резервов.

* * *

Одним из последствий наступления на Северном фронте было отстранение генерала Куропаткина от командования и назначение его на пост туркестанского генерал-губернатора – положение, которое в гораздо большей степени соответствовало свойствам его ума и характера. Причиной его перевода послужили беспорядки, происшедшие среди части туземных жителей области, населенной сартами[97], которые протестовали против посылки своих соплеменников во внутренние губернии России с целью организации из них рабочих команд.

По закону эти люди не подлежали призыву в армию. Куропаткину пришлось выехать совершенно неожиданно, и мне было приказано отправиться в Псков для принятия временного командования Северным фронтом – до тех пор, пока не будет определена кандидатура для занятия этого поста. Мне пришлось исполнять обязанности главнокомандующего в течение двух недель.

По приказу Ставки я должен был поехать в 12-ю армию, в Ригу и на военно-морскую базу в Ревеле. В тот момент был запущен в ход план нового наступления с Рижского плацдарма, предусматривавший одновременно с сухопутной операцией провести на берегу Рижского залива высадку десанта в составе двух пехотных дивизий. Я пришел к выводу, что это место совершенно непригодно для нашего наступления – напротив, оно обеспечивало противнику значительные преимущества в обороне. Эти невыгодные условия не компенсировались преимуществами, которые давала нам высадка в тылу германского левого фланга даже при условии, что она окажется для противника неожиданной. Недолгой остановки в Риге оказалось достаточно, чтобы понять – ни один секрет, а тем более такого масштаба, как подготовка десанта в портах Риги и Ревеля, не может ускользнуть от внимания населения, среди которого имелось слишком много элементов, сочувствующих Германии и несомненно передающих информацию противнику. Я донес о результатах своих наблюдений в Ставку и лично генералу Алексееву, которому отправил с офицером штаба отдельный доклад.

В середине августа в Псков прибыл новый главнокомандующий генерал Рузский. Он оставил этот пост в декабре 1915 года по болезни. Как видно, благодаря пребыванию на Кавказе он совершенно поправился. Вместе с ним приехал и новый начальник штаба генерал Данилов, бывший при великом князе Николае Николаевиче генерал-квартирмейстером штаба Ставки, а позднее около года командовавший 14-м армейским корпусом. Представив генералу Рузскому свои соображения относительно рижского участка фронта, я вернулся в Двинск к своей собственной армии. В то время я занимался подготовкой к третьему наступлению – по масштабам значительно более скромному, чем прежние, так как недавно у армии были отняты и отправлены на юг еще один армейский корпус, часть тяжелой артиллерии и запасы снарядов. В конце августа в разгар этой подготовки я получил телеграмму от генерала Алексеева, который сообщал, что император назначил меня командующим вновь сформированной армией, перед которой поставлена весьма серьезная задача на Юго-Западном фронте, и что в состав армии включены части императорской гвардии – два пехотных корпуса и один корпус гвардейской кавалерии. Мне также было дано позволение использовать штаб гвардейского отряда и забрать с собой из 5-й армии любых офицеров по собственному усмотрению. Генерал Алексеев заканчивал телеграмму вопросом, согласен ли я занять упомянутый пост. Я отвечал, что в военное время не имею права отвергнуть любое предложенное назначение. В то же время я назвал лицо, которому хотел бы с высочайшего соизволения передать командование 5-й армией до прибытия назначенного Ставкой командующего.

Разрешение забрать с собой по собственному выбору любых чинов штаба вызвало естественное желание оставить при себе своего ближайшего сотрудника, начальника штаба армии генерал-майора Миллера, а также квартирмейстера штаба генерал-майора Алексеева, который несколькими месяцами ранее был у меня начальником штаба в 6-м армейском корпусе. С другой стороны, мне была совершенно ясна невозможность при отъезде забрать с собой их обоих, а в особенности – генерала Миллера, который занимал должность начальника штаба 5-й армии со времени начала войны. Я считал, что генерал Миллер наделен способностями, позволяющими ему выполнять самые ответственные обязанности, относящиеся к компетенции офицеров Генерального штаба. Тот факт, что он за всю кампанию не имел продвижения по службе, объяснялся просто – его присутствие в штабе армии давало Ставке уверенность, что дело находится в надежных руках и что благодаря этому генерал Плеве может все внимание сконцентрировать на командовании армией. Тем не менее, признавая несправедливость подобного отношения к генералу Миллеру, я пообещал дать ему в командование армейский корпус, что открывало бы перед ним возможности для дальнейшего движения по службе. В то же время, памятуя о той помощи, которую он оказал мне в первые дни моего пребывания на посту командующего 5-й армией, я посчитал не вполне справедливым лишить своего преемника таких же преимуществ. Поэтому только много позже, временно исполняя обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего, я смог предложить генералу Миллеру командование армейским корпусом на Юго-Западном фронте. Обстоятельства, связанные с революцией, побудили его в мае 1917 года выйти в отставку, а в августе Временное правительство направило его во главе военной миссии в Италию, где он перед войной несколько лет был военным атташе.

Когда прибыл генерал Слюсаренко[98] – тот самый генерал-лейтенант, который командовал 2-м армейским корпусом, входившим в состав 1-й армии, фланг которой моя 1-я кавалерийская дивизия обороняла от обхода германской колонны, – я передал своему преемнику командование 5-й армией и ввел его курс дела.

После этого я немедленно выехал в Могилев, где встретился с генералом Алексеевым. От него я узнал, что гвардейский отряд был направлен в помощь 8-й армии генерала Каледина, который в мае столь блестяще захватил Луцк.

Благодаря добавлению к гвардейцам нескольких армейских корпусов возникла армия полного состава, но Ставка не была удовлетворена действиями командира гвардейского отряда, и его временное назначение командующим не утвердили. По рекомендации Алексеева император согласился с моим назначением в этот район для формирования новой армии, получившей название Особой. Прямого вопроса я не задал, но заподозрил, что