* * *

— Ну, у-уроды! — Ветер относил слова, предназначенные отцам-командирам. У двери бара для сержантского состава стоял свежеиспеченный капрал с темными отметинами от содранных лычек мастер-сержанта на выгоревших пристежных погонах штурмовой куртки. — Су-у-уки!

Оружие солдат его отделения проверено, вычищено и сдано в пирамиды оружейной комнаты под охрану. Подчиненные отдыхают. Пора отдохнуть и ему от делов праведных. Примерно в таком порядке мысли сменяли друг друга в коротко стриженной голове Сикиса Торбеке.

Жалобно тренькнул звонок над дверью в бар. Экс-сержант проторенным путем двинулся к стойке. На завсегдатая бара для младшего командного состава никто из присутствовавших не обратил внимания.

Между вторым и пятым заказом коктейля «Взрыв на орбите» он встретил приятеля из мобильно-штурмовой бригады, с которым пару раз ходил в рейды. Йохан Коростыль служил в сводной снайперской группе. Однополчанин осторожно пригубливал какое-то термоядерное пойло из высокого бокала. Его глаза потихоньку сползали к переносице.

«Так и косоглазие можно заработать. Как он потом сможет попадать в цель? Парню надо налить чего-нибудь другого».

Трогательная забота подрывника не знала границ.

Обменявшись рукопожатиями, сослуживцы стали пить вдвоем, потягивая содержимое своих высоких бокалов почти в полном молчании. И так все было ясно. Застолье изредка разбавляли тостами: «За победу!», «За смелых и удачливых!», «За косоглазие врага!». Вот и весь разговор.

Последний тост провозглашали чаще других. Перерыв делали лишь для легкой закуски. После седьмого захода бармену надоело наливать. Его внимания требовали другие клиенты. Он выставил початую бутыль перед еле-еле удерживавшими равновесие собутыльниками. Этот жест служителя Бахуса они встретили одобрительным бормотанием.

Все хорошее заканчивается раньше, чем плохое. Через полчаса бутылка показала донышко, как и портмоне служивых.

В кредит не обслуживали, несмотря на горячие заверения о завтрашнем дне. Бармен, задумчиво протирая стаканы, заметил:

— У господ военных «завтра» значит «никогда».

Шатающаяся парочка вывалились на крыльцо бара для сержантского состава, вися друг на друге. Кто кого поддерживал, определить было невозможно. Да в этом и не было нужды.

Из тени у крыльца выдвинулась другая двойка. Противоположности стремятся на встречу друг с другом. Пьяные в зюзю ветераны чуть не угодили в лапы патруля военной полиции.

Людям в черно-белых шлемах вход в бары был заказан. Даже в неслужебное время и в гражданке их безошибочно вычисляли и выносили на пинках из питейных заведений для армейцев. Что тоже не способствовало зарождению ростков дружбы и взаимопонимания.

Друзья как по команде застыли на верхней ступеньке. Завидев патруль, они передумали спускаться. Снайпер и сапер заботливо придерживали друг друга под локоток. Все внимание и силы уходили на сохранение зыбкого равновесия.

— Нарушаем? — заботливо осведомился ражий детина, ковыряя декоративную брусчатку носком тупого ботинка с армированной подошвой. Судя по нагрудной бляхе, он был старшим военно-полицейского патруля.

— Пошел в жопу! — Храбрости ветеранам было не занимать.

Да, для полицейских бар был неприкасаемым. Приказ командира базы. Военные человечки тоже имеют право отдыхать на полную катушку. В жизни любого военного должны быть место и время, не регламентированные уставами и приказами. Военные психологи были согласны с тем, что надо поддерживать зыбкую иллюзию власти человека над повседневностью.

— Увидимся… — Патруль в черно-белых касках удалился за высокую живую изгородь, окаймлявшую военный бар по периметру.

Очаги отдыха для тех, кто вернулся с задания, специально окружали высокими кустами. Для тех, кто готовится к боевому выходу, не стоит видеть лишний искус. Те, кто отдыхает, не видны тем, кому завтра в бой. Логика. А посередине военная полиция, стоящая на страже порядка.

Плюнув вслед черно-белым, капрал Торбеке, еще утром бывший мастер-сержантом, обратился к другу и собутыльнику:

— Меня надо выбросить на помойку.

— Нет, меня. — Коростыль бережно держал друга-подрывника за плечи, словно боясь, что тот взорвется всей мощностью своего тела, отторгая неуютный окружающий мир.

— Нам обоим место на помойке, — послушно согласился сапер, шаг за шагом спускаясь по ступенькам. В бар возвращаться не было денег. А в отдельном блоке общежития для младших командиров ждала заветного часа припрятанная литровая бутылка НЗ. Плох тот сержант, даже если он уже капрал, у которого нет в заначке огненной воды на черный день. — У тебя было когда-нибудь религиозное переживание?

— Нет! — снайпер был прямолинеен, как угол казармы.

— А я слышу голоса, — пьяным голосом поделился с товарищем подрывник, мужественно преодолевая очередную ступеньку.

— Херня все это, — еле-еле шевеля языком, заявил снайпер. — Чем больше думаешь, тем гаже на душе.

— Вот и я об этом, — не унимался подрывник. — Мне кажется, что злой ангел смерти нашептывает дурное. Изыди! — Сикис истово перекрестился. Оба они стояли на земле, неосторожно покинув обитель неприкосновенности. — Аллилуя! — Подрывник поднял руку, чтобы перекрестить друга.

— Аминь… — эхом раздалось из кустов живой изгороди.

Из высокой поросли возникли две широкоплечие фигуры в черно-белых шлемах.

Короткий треск разряда электрошоковых дубинок подвел итог культурного вечернего отдыха двух ветеранов из мобильно-штурмовой бригады. Через двадцать минут они лежали на холодном полу в камере первичного дознания для временно задержанных гарнизонной гауптвахты базы. Три бетонные стены, четвертая — решетка из толстых прутьев. Скудный интерьер с намеком на практичность.

Первым очнулся сапер и тут же попросил закурить. Ответом был издевательский хохот. Сквозь прутья решетки открывался унылый вид на стол дежурного по комендатуре.

Мордастый рыжий сержант с бесцветными ресницами и красными глазами не соизволил оторваться от кроссворда в армейской газете «За Содружество».

— Закурить не найдется? — еще раз просительно осведомился Торбеке, втайне надеясь найти взаимопонимание.

Бульдог из военной полиции отрицательно мотнул вислыми щеками и, так и не поднимая глаз от военной газеты, показал арестованному кулак. Он на ощупь достал из нагрудного кармана сигару и, смачно откусив кончик, прикурил от массивной зажигалки из резного полированного камня, стоявшей в центре столешницы. Не каждый комбат мог бы похвастаться таким дорогим излишеством, украшавшим казенную мебель. Клубок змей и огонь, вылетающий из их пастей, — это подходило скорее командиру базы, а не сержанту из военной полиции.

Сикис тяжело вздохнул и отвернулся. Курить хотелось очень-очень сильно. Да и на свободу тянуло. Внутри разгорался пожар никотинового голода, перемежаемый отблесками надвигавшегося похмелья. В сумме они подтолкнули организм, нетвердо стоящий на ногах, к поступкам необдуманным и недальновидным.