– Я как и все, понедельно, – не почувствовал он подвоха.

– О, как и я. Я вот неделю мышей бил. И всяких других вредителей. Теперь буду в библиотеке убирать неделю. А ты где работал в последний раз?

– Мне доверили очень важный участок. Я пишу обзор о социальной структуре населения в городе. Для властей. Меня могут в дальнейшем привлечь как аналитика на постоянную должность. Ты слыхал, что новые власти начинаю вводить и постоянные должности?

Я ничего не слышал, конечно, но понял, что не стоит дальше мучить бедного Гошу. Он теперь должен быть твердыней политкорректности и преданности властям.

В общем, мы допили кофе, поболтали о разном, и уже пора было уходить, но все-таки я решил задать последний вопрос.

– Ты про Иву что-нибудь знаешь?

– Про Иву? – Гоша удивился, покраснел и при этом глянул на Надю, – Ну как тебе сказать. Я с ней почти не встречался в последнее время. Знаю, что она вышла сначала замуж за сотрудника военизированной группы поддержки.

– За кого? – я не понял, – ты имеешь в виду за полицая?

– Как все любят вешать ярлыки! – Гоша деланно возмутился. – Да, их так называли те, кто не понимал ситуацию. Потом она развелась сразу, через две недели, говорят, он сильно пил и избивал её. Потом вроде у нее был жених иностранец. Потом – не знаю.

– Она погибла. Я хотел узнать как.

– Ну, этим сейчас никого не удивишь. Когда идет переделка мира – щепки летят.

Меня от его циничности перекоробило. Мы достаточно кисло попрощались, сославшись на дальний путь. Осведомленный Гоша сразу же сообщил о том, что будет строиться монорельс скоро. Наверное, врал – кто и кому будет строить? И, я заметил, тайно сунул Наде визитку в руку.

– Он пустой человек, давай к нему больше не пойдем, – сказала Надя, после того как мы отошли немного от дома Пыльцына.

Я возражать не стал.

– Да ну его действительно… Какой-то он. – Я на мгновение задумался – Нe словно полицай.

На самом деле я прекрасно понимал, какой он. Было когда-то такое слово – коллаборационист. Я его помню из книжек про французское сопротивление. Там тех, которые с фашистами сотрудничали, но не как наши полицая, а так, слегка. Ну, в общем тех, кто были лояльны властям, так звали. Мягко… У нас таких звали просто, предатели. Опять и опять я начинаю вспоминать слова, которые, казалось, ушли вместе со страной. Предатели, изменники, коллаборационисты… Неужели в истории человечества эти слова такие важные? А вдруг Пыльцын искренне верит в то, что работая на новые власти, он действительно делает что-то хорошее и ради прогресса. Может быть. Только почему у него его так бегают глазки и потеют руки?

И ещё я подумал. Может и нет так страшно умереть, борясь с сентами, страшно конечно, но если знаешь ради чего… Но страшно представить, что потом, спустя время скажут, что героями были полицая и те, кто сентам помогал. Вот это страшно. И поэтому нельзя погибнуть, нужно победить. А вообще – я дурак. Со мной рядом идет Надя. А я думаю о героизме и прочей шелухе. Надя, словно почувствовав, что я перестал думать о глупостях спросила:

– Слушай – а почему ты побоялся сделать, так как он?

– Что, как он? – не понял я.

– Ну, огнем не стал играть?

– Вот только мне не хватало ещё в эти фокусы играться, чтобы током стукнуло, как его? – это же детский сад!

– Да? Это же так здорово, – Надя остановилась и повторила, как делала у Пыльцына. Как будто попыталась между ладоней опять подержать дугу.

– Вот странно, теперь не получается, – грустно улыбнулась Надя.

– Так тебе розетки не хватает! – засмеялся я и зашагал дальше.

– Ой, получилось, получилось! – раздался за спиной радостный голос Нади.

Я оглянулся. Она, стояла, держа ладони, как и прежде.

– Ну вот, спугнул, – грустно произнесла Надя.

– Ладно, ты потренируйся, – она все-таки фантазерка.

Я взял её за руку, и мы зашагали по пустым улицам. Было ещё совсем светло.

Я пытался приготовить что-нибудь съедобное на кухне, а Надя делала вид, что помогает. Она не любила готовить. И если готовила что-нибудь, то как-то невпопад. То чай холодной водой заварит, то ещё что не так сделает. Впрочем, может я не прав, разве можно человека узнать всего за несколько дней? Но мне почему то нравилось готовить, и особенно при помощи Нади.

Неприятное чувство, возникшее в гостях у Пыльцына, прошло и не оставило следа. Казалось, мы опять одни в этом мире. В нашем мире. Ощущение, что вокруг меня и Нади, когда мы дома возникает какой-то экран, который закрывает от всего, что происходит вокруг, возникло в первые минуты, как только она появилась у меня.

– Слушай, я вот хотела спросить, – внезапно Надя переменила тему разговора. До этого она комментировала мою стряпню. – Вот ты про эту игру говорил. А почему тебе интересно играть в ролевки? Если честно? Это из-за той девушки?

– Какой девушки? – Я сделал вид, что не понял. – Мне самому там интересно было.

– Ты о ней с Пыльциным говорил! – Возразила Надя.

– Надя, мне неприятно это вспоминать. Да, мне действительно очень нравилась одна девушка, Ива, но её больше нет. Нет, и не надо вспоминать.

– Если не вспоминать тех, кто ушел, то однажды никто не вспомнит о тебе. – Тихо произнесла Надя. И мне показалось, что губы у нее дрогнули.

– Надя, ты меня неправильно поняла. – Мне стало стыдно. Но говорить с Надей об Иве мне совершенно не хотелось. Именно с Надей. – Я не то имел в виду. Я помню о ней, и всегда буду помнить. О ней, о Вовке, о моих погибших друзьях. О родителях. Но просто… Мы же о ролевке говорили.

– Да, конечно, я просто так спросила! Я хотела понять, почему тебе нравилось играть. Вот ты говорил, что там, в игре каждый может почувствовать себя кем-то другим, взглянуть на мир другими глазами. Да?

– Да, именно! – Я обрадовался возможности не говорить о больном. – И ещё, человек в такой игре может реализовать себя так, как не может в обычной жизни. Ты понимаешь, да?

– Нет. – Неожиданно жестко ответила Надя. – Я этого не понимаю. Ты хочешь сказать, что в игре вы пытались из себя изображать кого-то другого? Вот тебе, например, там нравится изображать злобного, глупого ну, например, полицая того же?

– Нет, ты не поняла, – какая она все-таки наивная. – У нас не такая игра! Мы просто в другом мире пытаемся жить, ну и возможностями некоторыми себя наделять, которых в жизни не имеем. Я вот магом был. И никто брал роль злобного полицая. Этого и в жизни хватает.

– А ты знаешь все свои возможности в жизни? И что ты мог, как маг? – Надя явно хотела сегодня весь вечер спорить.