– Дайкири и джин-тоник? – спросил бармен Луис. Я дома.

Сиэла протиснулась между Рэем и мной, пока тот забирал наши напитки.

– Рэй сегодня отлично выглядит, – сказала она, и я покраснела.

– У него сегодня хорошее настроение.

– А почему бы и нет? Эта ночь совсем не похожа на другие. Я слышала, Мак-Карти потратил десять тысяч на фейерверки. У нас столько ликера, что можно наполнить бассейн. Джей-Джей уже пьяный. И я скоро буду.

Мне вдруг захотелось рассказать Сиэле о Томми, эти слова прямо рвались наружу. Он заговорил! Я бы так и сказала. Просто немного позже, чем остальные, вот и все. Но ведь Эйнштейн заговорил только в пять лет.

Рэй рассказал мне о нем вчера. Сиэла внимательно наклонилась вперед. На ней было открытое платье с бриллиантовой брошью в форме звезды, приколотой на правой груди.

– Ты что, язык проглотила?

Я покачала головой и притронулась к ее броши. Я могла бы никогда и не сказать ей о Томми, в этом не было ничего страшного. Это просто секрет, мой и Рэя. Томми никогда не узнает, как мы переживали.

– Мне нравится, – сказала я.

– Скоро будет фейерверк.

– Ах, – сказала я. – точно.

– А Джоан? – спросила Сиэла. – Где звезда этого клуба?

– Понятия не имею. – Я выпила свой дайкири так быстро, что он обжег горло.

Мы танцевали. Мы пили «Голубые Гавайи» в честь Дня независимости, даже мужчины, и ели маленькие канапе, когда официанты в белых перчатках проходили мимо нас с бесконечными серебряными подносами: фрикадельки на красных шпажках; прямоугольные копченые сосиски; крошечные сэндвичи с ростбифом средней прожарки под соусом из крови и голубики. Я проглотила около тысячи закусок и залила все это дюжиной коктейлей, но мое платье ничуть не стало мне жать, макияж не испортился, а когда я ходила в уборную, то увидела, что мои волосы все так же аккуратно лежат во французском пучке.

Рэй держал меня, и мы покачивались под песню «Love Letters in the Sand», которую слушали по пути в клуб, – она всегда казалась мне до ужаса избитой. «Ты смеялась, а я плакал, каждый раз смотрел на морской прибой, собирая любовные письма с песка».

– Что это вообще значит? – спросила я Рэя, перекрикивая песню.

– О чем ты? – Нужно было орать, чтобы услышать друг друга, но была в этом своя прелесть, потому что, даже если ты кричал максимально громко, люди, стоящие рядом, все равно ничего не слышали.

– Эта песня! В ней нет смысла.

– В ней и не должно быть смысла. Просто позволь ей унести тебя.

Рэй взял мою руку и положил ее себе на сердце, драматично улыбнулся, и я поняла, что мы оба намного пьянее, чем думали, в хорошем смысле.

Я желала лишь, чтобы Джоан осознала, что я о ней не думаю. Мне хотелось думать лишь о себе, Рэе и этой ночи, одной из тех, что описывают в книгах.

Затем толпа ринулась к выходу. Рэй схватил меня за руку, и мы вместе поспешили на улицу. Лысеющий мужчина с отвратительным зачесом наступил мне на ногу; женщина без подбородка с бокалом шампанского в каждой руке извинилась за него, лишь беззвучно сказав губами «простите». Я покачала головой и махнула рукой, давая понять, что все хорошо.

– На что мы идем смотреть? – спросила я Рэя.

– Надеюсь, на что-то хорошее, – сказал он.

– Фейерверки! – заорал молодой человек в белой спортивной кофте. – Нас позвали смотреть на фейерверки.

К счастью, на улице было прохладно.

– Это, – сказала я, – божественно.

Рэй уже давно снял пиджак, а его галстук свободно болтался на шее. Мы стояли на безопасном расстоянии от бассейна и любовались сотнями плавающих в воде красных, белых и синих свечей в форме флага. Ветер не давал им стоять на месте, отчего флаг казался еще красивее.

В воздухе витал аромат гардении, которая росла в огромных вазонах на веранде. Кто-то раздавал бенгальские огни; публика махала ими над головами.

– Смотри, – сказал Рэй и указал на официанта с серебряным подносом шампанского. – Я хочу принести нам пару бокалов. Видишь, вот Сиэла с Джей-Джеем. Подожди здесь. Я вмиг вернусь. – И он исчез в толпе.

– Я выгляжу хотя бы наполовину такой же пьяной, какой себя чувствую? – спросила Сиэла, а я, смеясь, покачала головой. Кстати, выглядела она как и все мы. Я убрала прядь волос со лба Сиэлы. Ее кожа была влажной. Я никогда не прикасалась к другим женщинам, кроме Джоан. Но в эту ночь я чувствовала себя на миллион.

Толпа начала шуметь; этот шум превратился в рев. Люди начали показывать пальцами, кричать. Вот когда я увидела ее. На сцене за бассейном, где играла группа. Я увидела лишь затылок, но я узнала бы его из тысячи. С ней был Сид.

Сиэла прокричала что-то мне на ухо, а я покачала головой. Я понятия не имела, о чем она спрашивала. Она снова наклонилась.

– Уродливо-привлекательный дружок, правда? У него это есть. Чем бы это ни было. Определенно есть. Прямо как у Джоан. – Я не заметила, как ее голос вдруг стал серьезным. – У меня это есть, но не совсем.

– Может, у него это из Голливуда, – сказала я.

– Голливуд? Сид Старк? – Сиэла рассмеялась. Она явно навела справки – несколько недель назад это имя ей ничего не говорило. – Я слышала, что он из Техаса. Родился и вырос во Фрионе.

– Нет. – Я покачала головой.

– Он заработал на жизнь на торговле крупным рогатым скотом, а затем казино, – сказала она.

– Нет. Ты, наверное, ошибаешься, – повторила я уже не так уверенно. Джоан врала мне об очень многих вещах. Почему бы ей не соврать и здесь?

– Может, и ошибаюсь, – наконец согласилась Сиэла. – Я не знаю его лично. Просто слухи.

В этот момент лидер группы, Дик Крюгер, одетый в белый костюм, закричал в микрофон так громко, что я прижала ладони к ушам. Джоан улыбнулась и засмеялась вместе с Сидом, пока Дик пытался успокоить толпу. Мы были буйные и пьяные. Мы не хотели молчать. На Джоан было платье с белым воротником, мне было больно признать, насколько красивой она была. Или, точнее, что она была красивой без моей помощи. Платье открывало большую часть ее загорелой груди: ее верх и пространство посередине. В ушах были сережки в форме перьев: осколки сапфиров росли из бриллиантовой середины.

– Ты в трансе? – шутя, прошептала Сиэла мне на ухо.

– Ее сережки, – сказала я и притронулась к своим ушам, к бриллиантовым сережкам, которые Рэй подарил мне на нашу первую годовщину. – Они новые. Наверное, это Сид подарил.

– Ты видишь отсюда?

– Я все вижу, – сказала я и не соврала.

Я видела кольцо на мясистом мизинце Сида. Я видела его неровно подстриженные баки, будто его парикмахер сильно спешил этим утром. Или же его брила Джоан в романтический момент.