мне с этим жить… Но вслух я ничего не говорю. Я не знаю, что говорить, что говорят, когда чувствуют то, что теперь чувствую я.

— Босая пойдёшь?

— Ноги испачкала, чулки будут грязные, — говорит она, показывая чумазые пальцы.

— Так помой.

— Там ил, испачкаю снова.

— Я помогу тебе.

Я поднял её на руки. Она вся в моих руках. Вся. Ради того, чтобы овладеть ею, я готов рискнуть жизнью, но никогда не попытаюсь сделать этого, потому что она вряд ли захочет меня…

Она засмеялась, обнимая меня за шею:

— А знаешь, я тебя люблю, Боян.

— Ну, конечно, — усмехнулся я и понёс её к воде, вымыть ноги, чувствуя тяжесть от самого живота уходящую вниз, в землю… В руках я тяжести не ощущал… Я хотел бы не выпускать её из рук никогда. Она вымыла ноги, а я всё держал её на руках, понёс в сторону города.

— Ты уж отпусти меня, — сказала Сигню, — ноги высохли, можно обуться.

Я улыбнулся самому себе.

— Позволь мне хотя бы это удовольствие. Теперь.

— Теперь? — переспросила она.

— Теперь, — повторил я.

Я знаю, что она поймёт меня. Поймёт, думаю даже лучше, чем я сейчас понимаю себя и то, что произошло и происходит со мной. Тем более что это она сегодня со мной сделала.

Нет, я не понимала. Я никак не рассчитывала на то, что вдруг случилось с ним. Я хотела подшутить над его вечной бесполой отстранённостью, бывшей уже таким же неотъемлемым его свойством, как бесподобный голос, как волшебная музыка и песни, что он поёт всю жизнь.

Вся Свея знает скальда Бояна. И я думала, что знаю, он всегда был мне близким человеком. Я никак не думала, что таким примитивным способом я могу вдруг изменить в нём то, что было незыблемо столько лет. И сейчас не восприняла всерьёз его слов, его совсем переменившегося лица, даже взгляда, которым он смотрел на меня теперь. Теперь. ТЕПЕРЬ.

Весь оставшийся день я не выходил из своей горницы, не спал всю ночь, я пытался думать и анализировать, что же происходит сейчас во мне.

Конечно, я видел обнажённых женщин, ко мне как к скальду очень любили подкатываться особенно смелые и весёлые бабёнки в расчёте «спасти» одинокого беднягу, не знающего женской ласки. Много среди них было очень красивых и милых.

В тесной теремной жизни я не раз и не два заставал людей, занимающихся любовью. Но это не вызывало во мне ни отвращения, ни возбуждения, как и попытки многочисленных прелестниц меня соблазнить. Я просто ничего никогда не чувствовал.

Так что же случилось? Я дождался своей женщины? Своей любви? Своей судьбы?

И ею оказалась Сигню. Дроттнинг Сигню.

Боги, за что вы так наказали меня? Благодарнее было бы влюбиться в Луну на небе.

Мне было больно. Я впервые чувствовал такое. Но это была сладкая боль. Я оживаю. Я ни за что не отказался бы от этой боли, от всего, что бродило теперь в моей душе в пользу потерянного вдруг и навсегда покоя. Навсегда теперь.

ТЕПЕРЬ.

Часть 2

Глава 1. Поход

Последняя ночь перед выступлением. Последняя дома, последняя, может быть для многих, кто с таким воодушевлением готовится в выступление на рассвете. Больше того, идём на север, это вообще последняя тёмная ночь, в дне пути начались уже белые ночи, когда солнце встаёт снова, так и не укладываясь в свою небесную постель.

Я смотрю из окна, уже выводят коней, в предутреннем, предрассветном прохладном тумане люди и лошади почти не слышны, влажный ли воздух приглушает шаги или мне это только мерещится всё, а я в действительности сплю. Как Сигурд. Нет, и он просыпается, смотрит на меня с постели. Значит, и я не сплю…

— Что там? — спросил я её, стоящую у ещё полутёмного окна.

— Просыпаются воины, — она обернулась с грустной какой-то улыбкой.

Я поднялся, подошёл к ней, такой же обнажённый как она. Её кожа успела стать прохладной, значит долго уже стоит здесь.

— Тебе грустно? — я целую её волосы, вдыхая их тёплый аромат.

— Нет. Не то что бы… — она накрывает маленькими тёплыми ладонями мои руки на своём теле. — Это не грусть. Просто… Воевать идём.

— Боишься?

— Нет. Но я женщина всё же, не могу не думать, что не все придут обратно.

Я поворачиваю её лицо к себе ладонью. Прекрасная моя любимая… Сколько раз ещё я поцелую тебя, прежде чем уйду в Валхаллу или Хеллхейм? Я не хочу думать об этом. И я могу пасть в этом бою. Но всякий раз, когда я целую тебя — это как в первый раз и как в последний…

Яркое тёплое солнце сопутствует нам. Впереди войска конунг и дроттнинг сразу вслед за тремя ратниками-знаменосцами. Два небольших знамени Сонборга и Брандстана и одно большое — Самманланда, алое с орлом с головой на две стороны, такие точно орлы на спинах йофуров едущих впереди войска. Её смотрит влево — на него, она всегда одесную конунга, его вправо на неё. Я знаю, потому что видел орла на её спине и все видели орла на спине Сигурда во время ратных учений и тренировок. И в кузнице.

Да, я как скальд и еду среди ближних алаев. А как же! Кто ещё расскажет миру о славных победах Сигурда? Я в победе не сомневаюсь. Никто и ничто перед такой ратью не устоит. И дело не только в подготовке, надёжных кольчугах и панцирях из воловьей кожи с железными пластинами и славном оружии, изрядную часть которого выковал сам конунг собственноручно. Дело больше всего в мощном и радостном даже боевом духе, который владеет каждым в нашем войске.

Этот дух сообщён каждому в войске и той подготовкой, которая велась неусыпно все месяцы. Тем, сколько уже сделано в новом йорде. Как он, всего за конец зимы и весну, стал един, дорогами, строящимися и построенными уже фортами и сигнальными башнями, а главное горячей энергией молодого конунга, который так рьяно взялся за дело, будто все свои неполные двадцать два года только и готовился к тому, что начал делать и сделал. И все чувствовали, что это только начало. Что впереди ясная дорога, по которой мы всей Свеей идём в будущее.

А ещё и это тоже было немаловажно — это присутствие дроттнинг Сигню с мужем во главе войска. Не в обозе с другими женщинами, прачками, поварихами, проститутками, помощницами лекарей, а впереди войска. Вместе с