Она купила в магазине на углу яблоко и кусок сыра и двинулась к агентству Миллара. Войдя в помещение, Лена обвела его довольным взглядом. По крайней мере, здесь она чувствовала: месяцы, прожитые в Лондоне, не прошли даром. Столик, под стеклянной крышкой которого лежат аккуратно напечатанные письма благодарных посетителей. Повсюду синее с золотом — чехлы, которые сшила мать Джесси, тоже нашедшая себе дело… выкрашенный золотой краской поднос с синими кружками, чтобы угощать кофе каждого пришедшего…

Лена села за письменный стол и занялась картотекой. Именно это ей и требуется. Несколько часов в одиночестве, чтобы подумать. Как раз этих часов ей в последнее время и не хватало: нужно было вести домашнее хозяйство и заботиться о Льюисе.

Льюис… Не надо думать о нем, иначе ее затрясет от гнева. Он поступил нечестно.

Время пролетело незаметно. Неужели уже одиннадцать? У Лены сжалось сердце. Она не собиралась засиживаться допоздна. Наверное, Льюис давно дома. Если она скажет, что была в агентстве, это только подольет масла в огонь. Но и притворяться, что все это время она бродила по Лондону, тоже нельзя.

Поднимаясь по лестнице, Лена репетировала свою речь. Но сначала нужно понять, в каком настроении вернулся Льюис. В этом весь секрет. Отвечать ему, держа себя в руках… Она открыла дверь и увидела, что в квартире пусто. Льюиса еще не было. Он не шутил, когда сказал, что уходит.

Когда Льюис вернулся, Лена лежала с закрытыми глазами, но не спала. Было двадцать минут четвертого. Он неслышно лег рядом, но не потянулся к ней, как делал обычно, когда оказывался в постели.

Где его носило? Льюис был слишком горд, чтобы вернуться на работу; в отличие от Лены его все там увидели бы. Значит, он был у кого-то дома. У хорошо знакомого человека, который развлекал его чуть ли не до утра. Лена мерно дышала, притворяясь спящей.

В ту ночь она не сомкнула глаз.

В ее мозгу роились видения, но это были не сны. Она видела свою Кит. Второго июня, в день коронации, ей исполнится тринадцать. Девочке, мать которой мертва. Если бы ей можно было послать весточку… Если бы Мартин сказал детям, что их мать далеко и никогда не вернется, она могла бы писать им письма.

Когда в Лондоне рассвело и желтые шторы на окне, казавшиеся ночью черными, начали бледнеть, Лена поняла, что нужно сделать. Нужно написать дочери. Но от чужого имени. Эта мысль воодушевила ее. Когда Лена встала и оделась, никто не заподозрил бы, что эта женщина не сомкнула глаз всю ночь. Льюис удивился:

— Ну что, сегодня не злишься на весь свет?

Он склонил голову набок, ожидая, что Лена снова станет просить прощения. Но этого не случилось.

— Вчера вечером мы вели себя как пара котов из Килкенни, — сказала она, изумляясь собственной выдержке.

Льюис помолчал. Такого поворота он не ожидал.

— Как ты думаешь, что довело нас до этого?

— Ты же сам сказал, что нам вместе тесно.

По лицу Лены было видно, что ей не терпится уйти. Однако Льюис хотел, чтобы она осталась.

— Но я не говорил, что недоволен этим… — начал он. Это было равносильно капитуляции.

— Нет. Конечно, нет. Увидимся вечером.

— Я не разбудил тебя, когда вернулся?

— О господи, нет. Я спала. Уснула моментально.

Когда Лена поцеловала его в лоб, Льюис привлек ее к себе и усадил на колени.

— Так не целуются. Это для стариков.

— Верно. — Лена ответила на его поцелуй, но потом решительно отстранилась. — Не начинай то, чего не сможешь продолжить. До вечера, ладно? — кокетливо засмеялась она.

— Дразнилка противная, — ответил Льюис.

Они помирились. Но главным для Лены было сейчас другое. Она лихорадочно думала о том, как написать дочери.

Мистер Миллар сделал эту работу за нее.

— Вы напоминаете мне сказку о гномах, — сказал он Лене.

— О каких гномах?

— Которые приходили ночью и делали за прекрасного принца всю работу: вязали, ткали и прочее… Вы ее знаете?

— Кажется, слышала что-то в этом роде, но при чем тут я?

— Похоже, сегодня ночью кто-то пришел и сделал всю вашу работу. В корзине для мусора полно черновиков писем…

— Я заходила вчера вечером на пару часов.

— Не могу понять, какая добрая фея принесла вас к нам. — Он снял очки и протер их. — Всего несколько месяцев назад брат смеялся надо мной и говорил, что я лишен делового чутья. А теперь хочет войти в дело. Что вы думаете об этом?

— А вы, мистер Миллар?

Лена знала, что братья недолюбливают друг друга.

— Миссис Грей, если вы не покините нас, я буду счастлив обойтись без его помощи.

* * *

Все утро Лена пыталась вспомнить, что именно она рассказывала Кит о своей жизни до переезда в Лох-Гласс. У них были такие беседы. Конечно, она не говорила дочери, что вышла замуж только потому, что ее бросили и что каждое утро она просыпалась с мыслью о Льюисе Грее. Но это не имело значения. Рассказывала ли она о девочках, с которыми дружила в колледже, готовившем секретарей? Возможно. Но если этого не может вспомнить она сама, то Кит не вспомнит и подавно.

Нужно написать письмо и посмотреть, что получится.

Дорогая Кит!

Не удивляйся тому, что тебе пишет совершенно незнакомый человек. Некоторое время назад я прочитала в одной ирландской газете о смерти твоей матери, после чего захотела написать тебе и выразить свои соболезнования. Я не знаю твоего отца, потому что мы с твоей матерью дружили в ранней юности, задолго до того, как она с ним познакомилась. Время от времени она подробно писала мне о тебе и твоей жизни в Лох-Глассе. Я помню даже дату твоего рождения и знаю, что скоро тебе исполнится тринадцать.

Твоя мать очень любила свою малышку. Рассказывала о том, что ты родилась с темными волосами и крепко сжатыми кулачками. Не хочу писать тебе на домашний адрес, потому что боюсь огорчить твоего отца. Твоя мать сообщила мне, что в Лох-Глассе есть вторая почта и что люди часто отправляют письма на адрес одной монахини.

Если ты хочешь узнать, какой была твоя мать в пору, когда мы с ней были всего на четыре-пять лет старше тебя, то напиши мне.

Надеюсь получить от тебя весточку, но если этого не случится, я все пойму. У девочек твоего возраста есть дела поважнее, чем переписка с незнакомой жительницей Лондона.

С днем рождения! Прими наилучшие пожелания от старой подруги твоей матери.

Лена Грей.

Когда это письмо вместе с другими упало в длинный красный почтовый ящик на углу улицы, Лена долго стояла, прижав ладонь ко рту. Казалось, она протянула руку и прикоснулась к дочери.

Томми Беннет помогал сортировать письма на почте. Мону Фиц чрезвычайно интересовало происхождение многих из них. Она могла сказать, что в пухлом письме, полученном Хэнли из Америки, наверняка лежит несколько долларов. Иногда она проверяла корреспонденцию, прибывавшую для сестры Мадлен. Хотя эта женщина утверждала, что ушла от мира, однако продолжала широко пользоваться его услугами. Например, почтовыми.