что опасались не успеть до приезда Василича. И понеслись. Фигурально выражаясь.

Дальше мы вышли из дома, и Вова вознамерился в центральный загс ехать.

— Да ну! Нафиг нам это надо, мы что, торжественную регистрацию собираемся устраивать? Мы сейчас бодро дотопаем до Приморского, — это буквально в пятнадцати минутах ходьбы, — Там и очередь в разы меньше, и банк рядом.

— А зачем нам банк?

— А госпошлину платить?

— А-а, точно.

Да, это было обычное казённое учреждение тех лет, немного обшарпанное, с усталыми тётеньками, с наполовину непонятным регулированием, потому что старые законы вроде бы работали, но регламентировали отношения внутри государства, которое перестало быть. А новые напишут только через несколько месяцев, а то и лет. Вот, к примеру, госпошлина…

Ладно, по порядку.

Очереди особой не было, служащие что-то там ходили за своими окнами, потом одна махнула нам:

— Идите сюда!

Мы подошли к окошку, Вова подвинул мне стул.

— У вас какой вопрос? — устало спросила тётенька.

— Заключение брака, — сурово ответил Вовка.

— Вы там, — она потыкала пальцем вбок, — второй стул возьмите. Писать надо будет.

— Хорошо.

Мы заполнили заявления, и женщина сказала:

— Сбербанк знаете где? Идите, оплатите госпошлину, вон там на стенде реквизиты, перепишите. И чтобы сумма правильная была. А потом ко мне.

А теперь, внимание! Сумма! Пятнадцать рублей. Я сразу вспомнила, мы с первым мужем также подавали. Он ещё вернулся и уточнил: может, пятнадцать тысяч?

Нет. Рублей.

Это как сейчас вас попросили бы заплатить пошлину двадцать пять копеек! И не перепутать ни в какую сторону!

Просто регулирующий документ в самых последних правках был от 1989 года, когда средняя зарплата была ещё рублей сто — сто двадцать. Ну а теперь килограмм свинины пятнадцать тысяч. Тыщу пар поженить можно. Но взыскать эту копеечную пошлину обязаны — иначе никак.

Мы пошли в банк. Вот там была уже очередь. Пока стояли, пошарили по кошелькам-карманам, нашли каким-то чудом монетку в пятьдесят рублей, оплатили. Нам ещё сдачу насыпали какими-то совсем уж дивными рублями. Я сперва не хотела брать, смысл в них, если в половине магазинов висят объявления, что даже сотки бумажные старого образца (голубенькие такие) не берут, а потом думаю — оставлю на память, пусть будут.

Вернулись. Тётенька проверила все наши бумажки, открыла календарь:

— Так. Двадцать первое сегодня? На двадцать первое августа, понедельник, десять утра пишу вас.

Вовка подался вперёд:

— А раньше никак нельзя? У меня девятого отпуск заканчивается.

— Ну, вам же должны ещё отпуск дать, по семейным обстоятельствам, — строго поджала губы тётя, — Я вам выдам справку о дне бракосочетания, представите её начальству, кто там у вас. Десять дней по закону.

— А вдруг их прямо с отпуска в Чечню отправят? — вырвалось у меня.

Вот и прозвучал мой страшный страх. Я буду трястись по этому поводу, пока срок службы не закончится. И такой поворот событий вполне мог случиться. Боже, сохрани…

Выражение лица у женщины изменилось. Она пригорюнилась, подпёрла щёку кулаком и спросила в пространство:

— Наташ?.. Если есть опасения, что парня в Чечню забрать могут?..

— Да запиши их пораньше, — глухо откликнулись из-за деревянной крашеной перегородки, — Уважительная причина.

Наша тётя полистала свою толстую, ручкой разлинованную тетрадку:

— А вот на третье августа место есть на девять утра. Придёте?

— Конечно, придём! — хором ответили мы.

19. ВТОРАЯ НЕДЕЛЯ ОТПУСКА НА ИСХОДЕ, МЕЖДУ ПРОЧИМ

МОЙ ПРЕКРАСНЫЙ МУЖЧИНА

А потом мы быстренько пошли домой, потому как Василич скоро должен был приехать. Вовка посмотрел как я готовлю баулы и сказал:

— Поеду-ка я с вами.

И это здорово, потому что после понедельника с забегом, стрельбой и пожарами, я что-то очкую.

Катались мы часа четыре. Не сказать, чтоб прямо феерически удачно, но так неплохо. Заодно забежала к папе, отдала долг, дискеты с макетами вывесок и бумажку с подробной инструкцией по печати (для рекламно-печатной конторы). По дороге назад попросила Василича в типографию заехать, опять же забежала, оставила свой заказ на этикетки-вкладыши. Сказали, в понедельник к одиннадцати будет готово. Продуктивно, в общем.

К дому подъехали, Вова отправил меня в квартиру, сам объявил, что «щас придёт». Я поднялась, пока его нет, достала свой секретный дневничок, записала, что сходили, подали заявление на регистрацию. Подумала — и про тайничок в ванной тоже написала. Только что там якобы письма лежат. Я себя знаю, я ж любопытная, если что — точно полезу проверять.

Пришёл Вовка, таинственный, с пакетом. Велел в кухню не ходить, заперся и чего-то там шуршал. Я потопталась из угла в угол, и засела обратно за швейную машинку. Чего тупить-то, работа стоит.

Через час он торжественно позвал меня на кухню, а там красота! Романтический ужин при свечах, все дела. И мясо он готовит гораздо вкуснее меня, вот это однозначно. Мы так славно посидели, и тут я подумала: а ведь это повод? Ну, повод же! И говорю:

— А у меня тоже для тебя подарок есть, — и принесла рубаху.

Ой, товарищи, он сразу обрадовался! Удивился, конечно. Побежал примерять. Вот если кто вам скажет, что мужики абсолютно равнодушны к обновкам — плюньте тому в глаз! А рубашка села шикарно. Однозначно, чёрную тоже надо сшить.

22 июля 1995, суббота.

Утром Вовка снова проснулся раньше меня, но на этот раз ушёл так тихо, что я ничего не услышала. Встала, пришла на кухню, а он сидит, в окно смотрит, задумчивый такой. И чай уже давно остыл. Не иначе опять со вторым собой общался.

Я подошла, обняла его.

— А я ведь его другом считал…

— Гласа имеешь в виду?

— М-гм.

— Мда. Нет, что у вас политические взгляды разойдутся, это всё как-то ещё можно пережить. А вот что он тебя серьёзно на деньги кинет, да ещё и в трудный для тебя момент… Хотя, что я говорю! В этой линии реальности такого не будет! Ты же предупреждён? Значит, вооружён, — Вовка грустно усмехнулся, — Но общаться я бы с ним не хотела, уж извини. Ты можешь поддерживать отношения. Я не смогу. Он мне противен до невозможности.

Вовка покачал головой:

— Очень странные ощущения. Как будто свой опыт, которого не было. Но все ощущения, эмоции, знания…

— Да, первое время, когда это на голову сваливается, ходишь как