– Вы покинете монастырь этой ночью. Это известие только что пришло из монастыря августинцев.

– Разве герцог уже приезжает?

– Он находится в пяти лье отсюда, в Руле. Завтра, пока его армия будет обходить город, он войдет в него с сеньорами из ближайшего окружения и небольшим эскортом.

– Через какие ворота он войдет?

– Через ворота де ля Бувери, расположенные совсем рядом. Я сама приду за вами и отведу на место, откуда вас привезли, – под мост у больших ворот. Там вас будут ждать ваши друзья, чтобы отвезти к августинцам. Когда соберется плотная толпа, вы сможете, ничем не рискуя, смешаться с ней и присоединиться к монсеньору. Вы не можете средь бела дня поехать прямо отсюда.

– Я понимаю… и я бесконечно вам благодарна за все, что вы для меня сделали, но как я могу доказать вам свою признательность?

– Завтра, когда вы встретитесь с герцогом Филиппом, – сказала сестра Беатриче, – постарайтесь забыть причиненное вам здесь зло и попросите пощады и прощения для этого безрассудного города, который, как и раньше, будет ему принадлежать, если он проявит немного снисходительности. Суровое наказание способно превратить возмущение в ненависть, а слова прощения могут вызвать слезы раскаяния.

– Сестра Беатриче, я все это знаю. И будьте уверены, что у меня никогда не возникало другой мысли. Когда-то я так любила этот город! И сейчас я не оставлю его в беде. Поверьте, я сделаю все, что будет в моих силах!

Не произнеся ни слова, настоятельница обняла Катрин и вышла, возможно, чтобы скрыть свое волнение. На пороге она остановилась, чтобы пожелать ей отдыха, и сказала, что вернется за час до рассвета.

Этой ночью Катрин не смогла сомкнуть глаз. Что-то неотступно беспокоило ее. Может, это было решение Филиппа войти в город с небольшой свитой, да еще испрошенное им на это «разрешение». Это так было на него не похоже! Надо быть безумцами, чтобы забыть о гордости великого герцога Запада, о его хитром и мстительном характере. Действительно ли он собирается отправить четыре тысячи пикардийцев и бургундских рыцарей в обход Брюгге, в то время как сам с горсткой приближенных проедет по городу, дымящемуся от крови? Конечно, бургундский принц был дипломатом и одним из самых ловких и образованных правителей, но случаи, когда дипломатия торжествовала над мстительностью, были редки: король Франции в течение долгих суровых лет узнал это на собственном примере.

Когда настоятельница вошла, Катрин уже была готова, одета в монашеское платье и стояла у приоткрытой двери. Было еще темно. Сестра Беатриче молча взяла Катрин за руку, и они стали пробираться по территории монастыря. После полуночи поднялся сильный ветер. Он раскачивал верхушки деревьев. Их скрип заглушал шаги.

– С Богом, дочь моя, – прошептала сестра Беатриче, обнимая Катрин, и скрылась за воротами, прежде чем Катрин успела произнести слова прощания.

Из-под моста выросли тени, и Катрин внезапно очутилась в плену трех пар мужских рук.

– Я не солгу, госпожа Катрин, месяц, который мы провели без вас, был самым долгим в моей жизни, – вздохнув, заявил Готье.

В пятницу Троицына дня было ветрено, как в ноябре. Обрывки серых облаков мчались по предгрозовому небу, над шпилями церквей и громадной дозорной башней. Катрин, покидая монастырь с тремя спутниками, решила, что то, что произойдет сегодня, не имеет ничего общего с обычными пышными наездами принца.

Конечно, речь шла лишь о недолгой остановке в Брюгге. Было решено принять принца в городской ратуше, чтобы вручить ему подарки и устроить в его честь небольшой банкет. Но никто в городе не ожидал встретить улыбку на высокомерном лице Филиппа. Все терялись в догадках, что он скажет…

Огромная толпа заполонила улицы, и четверо путников без труда смешались с ней. Но, как в день своего приезда, Катрин поразило безмолвие толпы. Слышна была лишь приглушенная речь, видны были наглые или озабоченные лица.

К трем стало известно, что герцог прибыл в деревню Сен-Мишель. Нотабли с эскортом направились к воротам Бивери. Катрин увидела, как мимо в праздничной шляпе прошел бледный и осунувшийся Луи ван де Валь. За ним шли его сын и несколько предводителей цеховых организаций со своими эмблемами и знаменами. Впереди шли его деверь Винсент де Шотлер, городской капитан и несколько вооруженных солдат.

Мнимые монахи последовали было за кортежем, но остановились сразу за воротами. Нотабли стали переходить через мост. Уже можно было различить бургундское знамя и первых солдат личной охраны герцога.

Высокий величественный всадник выехал вперед навстречу бургомистру и сопровождающим его гражданам города. Катрин сразу же узнала Филиппа. Он был весь закован в броню. Конюший держал в руках его каску, украшенную золотом. На матовой стали оружия ослепительно сияло Золотое Руно. Герцог остановил закованного в железо коня и, подбоченясь, стал дожидаться кортежа из Брюгге. Рядом с ним стоял его паж Хюгенэн дю Бле. Кортеж ван де Валя уже вплотную приблизился к герцогу, когда из толпы, наблюдавшей за происходящим с высоты городских стен, раздался крик:

– Пикардийцы! Нас предали!

Ван де Валь, услышав крики, повернулся к согражданам, сделав успокаивающий жест рукой, но вдруг заметил приближение вооруженного войска. Оно уверенно двигалось к воротам Бивери.

– Я бы удивился, если бы монсеньор позволил безнаказанно насмехаться над собой, – прошептал Сен-Реми. Он, вытянув шею, наблюдал за происходящим за воротами. – Посмотрите! Во главе колонны атакующих Дампьер и сир де Рошфор! Это решительные воины.

– Нас раздавят, – прошептала Катрин. – Мы не можем здесь оставаться.

Вместо ответа Готье взял ее за руку и помог подняться на несколько ступенек.

– Нам не следует отходить далеко, если мы хотим как можно скорее присоединиться к герцогу, – сказал он.

Послышались крики ярости и ужаса. Они едва успели пригнуться к лестнице, как толпа ринулась к воротам, направляясь обратно в город. Пикардийские лучники были уже совсем рядом. Они приближались шаг за шагом и стояли так близко друг от друга, что походили на железную стену.

Кто-то крикнул:

– Закрывайте ворота! Не дайте им войти!

Несколько мужчин принялись закрывать ворота и поднимать огромный мост, но было уже слишком поздно. Пикардийцы подошли совсем близко и начали сражение, чтобы проложить себе путь. Народ, стоявший у ворот, стал разбегаться, чтобы избежать их стрел.

Некоторые упали. Катрин в ужасе увидела, как женщина покатилась под копыта коня сира де Дампьера, и тот спокойно прошел по ней.

Герцог продвигался вперед, окруженный нотаблями, умоляющими его отозвать солдат и сдержать данные обещания. Слышно было, как он крикнул:

– Я не расстанусь со своим войском. Ваш город предал меня, и я больше не верю ему.

Затем, когда копыта его коня застучали по дощатому подъемному мосту, Катрин увидела, как он выхватил шпагу и, указывая на знамена с эмблемами цехов, воскликнул: