Она шла быстро, стараясь не оглядываться назад и не озираться по сторонам. Главное – держать страх под контролем, не позволить ему взять верх над здравым смыслом. Что бы ни случилось, мужчины прикроют ее, примут удар на себя, в этом сомневаться не приходится. Представят ее невольной соучастницей, которую просто попросили передать документы нужным людям. А потому: не суетиться, не совершать резких движений, вести себя так, словно ей нечего опасаться и не о чем переживать. Если за ней наблюдают – а Карине казалось, что это так, с того самого момента, как она покинула ресторан, – то образ наивной дурочки следует сохранять до последнего.

Карина остановилась у купеческого дома с коваными решетками на крохотных балкончиках второго этажа. Подняла смартфон, словно собиралась сфотографировать решетки, но переключилась на фронтальную камеру. На дороге позади нее кто-то был. За одно короткое мгновение, прежде чем смутная темная фигура рывком скрылась за углом, Карина не успела толком ничего разглядеть. Высокий и худой человек. Даже слишком, чрезмерно, худой, но, возможно, это камера так исказила изображение.

Карина замерла на секунду, потом справилась с собой и, сделав все-таки фотографию дома, зашагала дальше. Итак, за ней следят. Главное – не паниковать. Дышать спокойно и ровно, не дать адреналиновой волне захлестнуть мозг. Стоит ли вести «хвост» к машине и Тиму? Если она этого не сделает, то с образом наивной дурочки придется распрощаться. Да и куда ей идти? Преследователь наверняка знает город гораздо лучше ее. И скорее всего, Тима уже повязали, иначе с чего бы он вдруг не отвечал на ее сообщения? Так что вдохнуть, выдохнуть, принять расслабленный вид и спокойно прошествовать к машине, где максимально достоверно разыграть невинное удивление при виде ментов.

А если это не менты? Тот, кого она видела в смартфоне, не походил на мента. Впрочем, если он занимается слежкой, то и не должен, наверное, да? Она обругала себя за то, что недостаточно внимательно слушала Мишу, когда тот рассказывал о работе полиции.

Вот и хозяйственный магазин, уже закрытый, с нечитаемым из-за разбитой вывески названием. Еще немного. Самое важное – первое впечатление. Распахнуть глаза пошире, округлить рот. В чем дело? Я не понимаю, я просто… Просто надо было передать какие-то бумаги. Я думала, это связано с бизнесом, честное слово! Череп? Ну, что вы, что за бред? О господи-господи-господи, уберите от меня эту дрянь, я никогда бы, никогда не… Их ведь вряд ли задержат, верно? За подобное задерживают? Почему, ну почему она этого не знает?!

Карина обогнула магазин и сразу увидела машину. Массивный внедорожник сгорбился в углу между глухой кирпичной стеной и ржавыми воротами, словно пытаясь вжаться в них, спрятаться, слиться с окружением. В серой вечерней мгле это ему почти удавалось. Рядом никого не было. Карина замерла, прищурилась, пытаясь различить силуэт Тимура в салоне, но безуспешно. Неужели он тоже исчез? Ни хрена, не может быть. Тим ни за что не оставил бы ее. Миша – черт знает, никогда нельзя было понять, что творится в его нацистской бритой башке. Но Тим? Он подал бы знак, предупредил, обязательно нашел бы способ.

Карина огляделась. Пустая улица проваливалась в сон. На углу возле магазина горел, чуть помаргивая, фонарь. Его свет ложился на крышу внедорожника и, не в состоянии удержаться на гладкой поверхности, стекал по окну и борту во мрак под колесами. От этого света вокруг становилось только темнее. От этого света по спине бежали мурашки.

Собрав всю храбрость в кулак, Карина подошла к машине. Она знала, что если постучит по стеклу или попробует как-то иначе привлечь внимание, то не получит ответа, а потому просто открыла водительскую дверь. И не закричала. Стиснула зубы, зажмурилась. Заставила себя неспешно, размеренно досчитать до семи и только потом открыла глаза вновь.

Тимур лежал, завалившись на бок, уткнувшись лицом в сиденье пассажирского кресла. Он был настолько неподвижен, настолько неодушевлен, что казался естественной частью салона, ничем не отличался от руля или приборной панели. Чернота на кожаной обивке под его головой тускло поблескивала в свете фонаря, едва просачивающемся сквозь лобовое стекло. Пахло медью и мочой.

Собственное самообладание удивило Карину. Да, за последние годы она повидала и подержала в руках немало человеческих останков: черепа и челюсти серийных убийц и комендантов концлагерей, кожа с татуировками, снятая с погибших байкеров и воров в законе, святые мощи, кости августейших особ. Но то были вещи, утратившие всякий намек на жизнь, не имеющие никакого отношения к тем, кто носил их некогда в своих телах. Настоящего мертвеца, который уже не человек, но пока еще не предмет, и этой переходностью, неопределенностью своей ужасен, она прежде видела в реальности всего однажды – пятнадцать лет назад, когда хоронили бабушку. А сейчас перед ней остывал Тимур, верный друг и любовник, единственный, кого она могла представить отцом своего ребенка. Он был убит, и кровь еще не высохла и пахла омерзительно-приятно, и лица его не было видно, а только затылок и шею, вывернутую неудобно, как никогда не вывернет живой. А Карине оказалось все равно. Она чувствовала страх, да – теперь выяснилось, что опасаться следует вовсе не ментов, и страх стал острее и прозрачнее, будто осколок бесцветного стекла, вонзившийся под ребра, – но не сожаление, не горе, не скорбь. Ничего из того, что до́лжно чувствовать, если погибает близкий человек. Мертвый Тимур не имел значения, и это ее озадачило.

Но тратить время на самокопание Карина себе запретила. Нужно было действовать, и действовать немедленно. Водила она крайне неуверенно, водительских прав не имела, хотя уже третий год собиралась записаться в автошколу, да и вряд ли попытка уехать из города в окровавленном автомобиле с трупом в салоне добавит ей шансов на снисхождение в суде. А суда точно не удастся избежать. Потому что Миша исчез. Потому что кто-то убил Тимура. Потому что кто-то преследовал ее на темных улицах и наверняка затаился неподалеку. Потому что теперь ей не оставалось ничего иного, кроме как обратиться в ближайшее отделение полиции. Всего за несколько минут менты из потенциальной угрозы превратились в защитников и спасителей. Придется рассказать им все как есть, сведя свою роль к минимуму. Ничего не знала, слышала краем уха, гражданский муж попросил встретиться в ресторане с клиентами и передать им бумаги. Доказать ее реальную вовлеченность в незаконную торговлю черными артефактами невозможно. Если повезет, Карина Евгеньевна Тимофеева вообще будет проходить по делу свидетелем.

Отступив от машины, она захлопнула дверь. Потом вспомнила о смартфоне Тимура, подумала, что стоило бы его забрать, но тут краем глаза уловила движение сзади. Опустила руку в сумочку, нащупала перцовый баллончик и только после этого неспешно обернулась. На углу у магазина под фонарем стоял человек. Тот самый, что шел за ней несколько минут назад. Невероятно, уродливо костлявый, а потому кажущийся выше своего роста и лишенный возраста. Узкие плечи, худая шея, облепленный желтой кожей череп – все это делало его похожим на мумифицированного покойника или узника концлагеря. Но, в отличие от них, он улыбался. Едва заметной, кривой улыбкой, не размыкая бесцветных губ.

– Лучше не подходи, – сказала Карина. – Хуже будет.