– в районе Семлево. Пришли в этот район, но уже в деревню Козулино. Там переночевали. Утром встаем и слышим крики: „Немцы! Немцы!“ Мы сразу за деревню и в лес – шли трое суток. Двигались в направлении Вязьмы и узнали вскоре, что она взята. Дней шесть прорывались с боями. Деревни 4–5 отобьем, потом нас опять в кусты загонят. Ночь наша – наступаем, отбиваем, а чуть рассвело – начали немецкие самолеты бомбить.

Сначала мы передвигались организованно, паники и недовольства не было, так как все понимали ситуацию. Потом наша группа начала разваливаться, так как много людей погибло или было ранено.

На пятые сутки сильно измучились и все мокрые были потому, что траншей много было. Вот бежишь-бежишь, заметили тебя, увидел траншею – раз туда, а там воды по пояс, и сидишь, пока прекратится стрельба. Все замерзло на мне. Нашли в поле большую крытую теплую траншею с печкой. Нас человек 17 было. В эту ночь сильный мороз ударил, а нас, мокрых, так сковало, что не могли даже шевельнуться. Решили зажечь печку.

Думаем, все равно немцы сюда не придут ночью, а мы хоть обогреемся и подсохнем. Ночью нас никто не тронул, мы подсохли немного, легли опять и уснули. Просыпаемся – кругом немцы.

Взяли нас в плен…»[438]

Иван Иванович Богданов – артист московской эстрады,

2 апреля 1947 г.:

«…22 июня, в день объявления войны, я был на концерте в воинской части в Солнечногорске. Вернувшись домой, увидел на столе повестку, которой меня вызывают в военкомат.

Утром 23 июня я явился в военкомат. Пробыл там дней семь, когда узнали, что артист, освободили и отправили домой.

Эстрада в то время обслуживала большое количество призывных пунктов. В эту работу я сейчас же включился. Выступали мы на столичных вокзалах.

После речи товарища Сталина, после обращения ко всему населению о защите Родины нам дали указание, чтобы наше учреждение провело запись в народное ополчение.

Когда вызывали в партийный комитет и предлагали с оружием в руках защищать Родину, кто же мог отказаться? Все записывались, не спрашивали, куда и что. Все думали, что это будет охрана Москвы. Поэтому-то все с большой радостью вступали, несмотря порой на свой преклонный возраст. Всего от Мосэстрады записались 80 человек высококвалифицированных работников – мужчин, в том числе лауреаты союзных конкурсов. Среди вновь записавшихся ополченцев было человек пятнадцать артистов балета, поэтому мы попросили взять и наших жен-партнерш, чтобы обслуживать воинские части полноценными концертными номерами. Мы были распределены в 13-ю дивизию, которая формировалась при Ростокинском райкоме партии.

Все наши ополченцы должны были явиться в школу на Ярославском шоссе с вещами 5 или 6 июля. Когда я пришел туда, то, учитывая мой большой партийный стаж, мне предложили стать политруком одной роты. Я категорически от этого отказался – пойду только рядовым красноармейцем вместе со своими товарищами, к тому же из наших артистов был организован отдельный взвод. Были назначены руководители по политической и строевой части.

Пока мы находились в учебной школе, настроение у всех было приподнятое – все вместе, взвод артистов – все это подбадривало. Артист-боец – это звучало гордо! Через два дня для всех неожиданно нас выстроили и погнали.

Прошли тридцать километров. Тут и сказалась неподготовленность товарищей к дальним переходам. Молодежь, в особенности акробаты и танцоры, это дело выдержали, старики дальше идти не смогли. Пока дошли до Жаворонок, с товарищами, не привыкшими к большой ходьбе, сделалось плохо, многие потерли ноги. В итоге по решению медицинской комиссии 20 человек освободили и отправили обратно в Москву. А оставшиеся остановились здесь же лагерем и выстроили себе шалаши. Мы обратились к командованию с заявлением, что мы артисты и хотим себя использовать по специальности, а для этого потребовали вызвать наших партнерш из столицы. В ожидании сами на полянках стали давать импровизированные концерты.

16 июля ночью тревога. Нас поднимают. Сейчас же обмундирование появилось. Все свое снимаем. В новой военной одежде мы друг друга не узнаем – все одинаковые стали. Дают винтовки, вооружение – в основном старое, трофейное.

Ночью выступаем. Куда – ничего не знаем. Всю ночь шли под проливным дождем. Дошли до Волоколамска и там расположились. Тут уже видим разбомбленные дома – первые результаты войны. Только расположились на ночлег в избе, как поступил новый приказ идти дальше. Мы строимся и идем. Так прошли километров 20 за Вязьму в деревню Таратоново. Здесь все чаще стали попадаться нам раненые.

Жили мы в палатках в лесу, а вся наша работа состояла в том, чтобы копать себе блиндажи и заниматься репетициями. Уходили в чащу кустов и там репетировали. Новую песню там разучили, срепетировали, показали нашему начальству. Затем стали дивизию обслуживать концертами. Ездили мы на грузовике, на котором вывесили лозунг: «Искусство принадлежит народу». В кузове импровизированный оркестр: аккордеон, две трубы и два саксофона. Задняя дверка грузовика открывается, выходят артисты, играют, поют, потом танцы. В конце – песня дивизии, а за ней призыв: мы сменили нашу эстраду, взяли винтовки и идем вместе с вами.

До начала сентября мы обслуживали концертами не только свою, но и соседние дивизии. 3 сентября после концерта в Дорогобуже мы узнали, что наша дивизия находится на передовых позициях и уже вступила в бой. Думаем, у нас ни оружия, ничего нет, наверное, недоразумение. На двух машинах, которые были за нами закреплены, мы приехали в штаб нашей 13-й дивизии. Здесь нас ошарашили: «Сейчас же поезжайте в свой полк, довольно выступать. Надо идти сражаться, ваш полк ведет бой». Мы в недоумении. Чем сражаться? Ведь у нас с собой только музыкальные инструменты.

Поехали в свой полк и что видим? Навстречу нам идут танки, гаубицы и только две машины с нами, артистами, едут в обратную сторону. Уже начинает вечереть, а мы все идем и идем вперед. Проезжаем деревни и едем все дальше и дальше. Трассирующие пули летают, орудия стреляют.

Приезжаем в полк и узнаем, что наш командир полка – Губайдуллин – убит. Заменяет его комиссар. Первый раз произносится слово „окружение“, полк в кольце, скорее отходить, но куда? Увидели, по всей видимости, нового командира полка – полковника. Обратились к нему:

– Из штаба дивизии приказали к вам прибыть.

– Кто вас сюда прислал, скорее уезжайте.

– Дайте нам винтовки.

– Какие винтовки? Ничего нет! Скорее уезжайте.

Мы поворачиваем и едем в штаб дивизии. Штаба на прошлом месте уже не оказалось. Куда ехать? Какой-то политрук говорит: поезжайте в 38-й полк. Только собрались ехать, сообщили,