– Но почему это для тебя так важно? Не мог же ты?..

– Дать обет бескорыстных деяний? Конечно, не мог. Если я однажды решусь на подобную глупость, пристрелите меня, пожалуйста, из полицейского бабума. Ну или сперва отведите к хорошему знахарю, вдруг все-таки спасет.

– Вот уж в чем тебя невозможно заподозрить! – рассмеялся Кофа. – Как только в голову такое пришло? Я имел в виду, не мог же ты выведать, к примеру, секретные приемы лесных кузнецов эпохи Ульвиара Безликого и втайне от всех по ночам ковать какие-нибудь серьги-талисманы, которые теперь рассчитываешь выгодно на этой ярмарке продать.

– Ковать серьги на продажу?! Пожалуй, это такое же безумие, как давать обеты. Если не худшее.

– Совершенно согласен. Но тогда зачем разводить такую таинственность? Ну дашь ты им денег, люди будут тебе благодарны, в городе посудачат, гадая, которая из мастериц наступила тебе на сердце, назначат дюжину возможных кандидаток, некоторое время будут за ними следить, но еще до конца года забудут. Что в этом такого ужасного?

– Во-первых, они могут испугаться, что я однажды потребую какой-нибудь кошмарной расплаты. Например, прийти ко мне на ужин в качестве гарнира…

– Все-таки не стоит недооценивать наших горожан. Они уже давно перестали ждать от тебя откровенного людоедства. Слишком долго ты никого не ел, а люди обычно умеют прогнозировать развитие событий, опираясь на предыдущий опыт.

– Ладно, не буду недооценивать. Но жалкие остатки моей былой репутации все же хотелось бы сохранить. Вдруг еще пригодятся? Никогда заранее не знаешь, кого и чем придется завтра пугать. Человеку, о котором доподлинно известно, что он с энтузиазмом раздает деньги на всякие дурацкие ярмарки, это сделать трудней. Да и соответствующих шуток сэра Джуффина и Мелифаро хотелось бы избежать. Я не особо обидчив, просто заранее знаю, что каждый из них способен сказать по этому поводу. И предпочел бы вести с ними обоими беседы на темы, которые более выгодным образом раскроют их интеллект.

– Пожалуй, ты прав, – невольно улыбнулся Кофа. – Ладно, если сам не проболтаешься, никто ничего не узнает. А передать деньги по назначению проще простого. Так что считай, три сотни корон ты уже промотал.

– Не промотал, а совершил самую выгодную сделку в своей жизни, – серьезно сказал я. – Когда еще подвернется возможность отменить – ладно, пусть не саму смерть, но хотя бы часть ее последствий – просто заплатив за это деньги. Обычно такие вещи нельзя купить.

* * *

С тех пор, как я устроил себе кабинет в башне Мохнатого Дома и выучился ходить Темным Путем, чтобы не карабкаться туда всякий раз по лестнице, у меня появилось любимое развлечение: спать в кабинете. То есть сперва это звучало гораздо скромнее: «случайно уснул на диване в башне», – но моих домашних это всякий раз приводило в замешательство, граничащее с возмущением и одновременно священным трепетом. Всем в моем доме (и, подозреваю, в Мире) ясно, что спать следует в спальне. А в кабинете, напротив, заниматься тяжелой умственной деятельностью – в одиночку или в компании специально приглашенных интеллектуалов. Считается, будто поступать как-то иначе не то чтобы даже нельзя, а попросту невозможно, по крайней мере, пока ты хотя бы до какой-то степени человек.

Ну, положим, от приставленных к Мохнатому Дому специально обученных Королевских слуг иного подхода ожидать не приходится, но и Базилио, даром что чудовище, которому, по идее, человеческие законы не писаны, смотрит на меня как на культурного героя, несущего Соединенному Королевству ужасы неминуемого прогресса, отчаянно завидует моей бесшабашности, но повторить подвиг, переночевать в собственном кабинете или хотя бы пообедать в спальне, не решается. Говорит, может быть, когда-нибудь в следующий раз.

Даже собаки оказались фраппированы моим поведением; умник Дримарондо время от времени проводит со мной душеспасительные беседы, в ходе которых пытается деликатно намекнуть на необходимость соблюдения некоторых общепринятых правил поведения. Впрочем, его-то как раз легко понять: оба пса любят мою компанию, а еще больше бутерброды, которые я вечно за собой таскаю, но бегать за мной по лестнице в башню им лень. Что, с моей точки зрения, только дополнительный плюс. Иногда.

В общем, на фоне общих укоризненных вздохов я почувствовал себя натурально анархистом, попирающим основы бытия, возгордился и объявил, что спать в кабинете – мое новое хобби. Теперь я так развлекаюсь, и точка. Непосвященным в таинства Истинной магии не понять. Окончательно обнаглев, я строго-настрого запретил производить в этом помещении так называемую уборку, то есть процесс изъятия у меня самых необходимых вещей с последующим захоронением их в тайниках, именуемых шкафами и кладовыми, и жизнь моя наконец-то наладилась, стала простой, понятной и предсказуемой. По крайней мере, в Мире появилось место, где можно держать книги на полу, лоохи на спинке стула, бутылку с бальзамом Кахара под подушкой, а запас сигарет – да хоть в стакане, предварительно его осушив. И твердо знать, что никто никогда никуда все это не уберет. Даже как-то глупо уходить из столь надежного убежища в какую-то дурацкую спальню только потому, что там, видите ли, есть так называемая «нормальная постель». Для человека, натренированного спать сидя в жестком служебном кресле, узкий короткий диван – практически королевское ложе. А я и есть такой человек.

Поэтому в том, что ранний летний рассвет я встретил в башне, на диване, укутанный в старое лоохи, успешно исполняющее сразу две роли, домашней пижамы и одеяла, в обнимку с полудюжиной книг, ни одну из которых не спешил дочитывать до конца, не было ничего необычного. Кроме, возможно, того обстоятельства, что я уже успел задремать: так рано я довольно редко засыпаю. Но длинный день после бессонной ночи, начавшийся с утреннего совещания и продолжившийся бесконечными вариациями на ту же тему, знатно меня ухайдакал.

Чем хорош неудобный диван: сон на нем не лишает бдительности. Когда я сплю в нормальной человеческой постели, у меня на голове можно пилить дрова. В самом худшем случае, я выругаюсь, перевернусь на другой бок, и усну крепче прежнего. Но когда ухо упирается в деревянный подлокотник, одна нога поневоле подтянута к подбородку, а другая элегантно свешивается на пол, спящее сознание чутко прислушивается к каждому шороху в надежде, что он станет поводом прекратить кошмар, именуемый отдыхом в кабинете.

В общем, я подскочил как миленький – не то чтобы услышав, слышать там было нечего – скорее, просто почуяв, что на крыше кто-то есть.

Само по себе это не то чтобы выдающееся событие. На то и моя крыша, чтобы в любое время суток там околачивались всякие подозрительные типы: я сам им разрешил. Это вполне мог оказаться Нумминорих, с которого станется вскочить ни свет ни заря, чтобы потренироваться ходить Темным Путем по моему запаху, или Меламори, в очередной раз промазавшая мимо цели, то есть увидевшая в своем учебном сновидении не меня самого, а только крышу моего дома. Или сэр Шурф, которому понадобилось спокойно посидеть и подумать в приятной обстановке, или леди Анна, улучившая уникальный момент, когда к потрясающему виду с крыши Мохнатого Дома не прилагается ненужная нервотрепка в виде меня, или… в общем, можно навскидку выдвинуть еще с полдюжины версий. А ведь кроме предсказуемых ситуаций в жизни бывают еще и сюрпризы. В моей, к примеру, их даже несколько больше, чем требуется, чтобы не заскучать.