— А у вас получится?

— Боюсь, что нет… Значит, помните.

— Помню, — согласилась Тина. — Но, увы, не все. Вы… Вы ведь не вполне человек?

— Да уж куда там… — Плоть исчезла, и перед Тиной предстал Ремт Сюртук как он есть.

— А знаете, — сказала Тина через мгновение, — так даже лучше.

— Не поймут-с…

— Тоже верно, — согласилась Тина. — Но, мастер Ремт, я точно помню, что увидела тогда что-то еще… Ведь вы на самом деле граф?

— Простите, милая леди, но мне не хотелось бы обсуждать этот момент.

— Ох, извините! — сразу же стушевалась Тина. — Я не хотела вас обидеть!

— Пустяки! Вопрос закрыт! — своим обычным радостным тоном сообщил мастер Сюртук. — Вам надо поесть, обоим, — усмехнулся он. — И в путь. Мы отстаем от поезда лорда де Койнера на двое суток. По горам нам его не догнать, а по дороге опасно.

— Но если идти ночью… — высказала предположение Тина.

— То у нас будет почти в полтора раза меньше времени, чем лорд тратит на дневной переход.

— Однако мы пойдем налегке, — напомнила Тина.

— И догоним де Койнера через два дня, — кивнул ди Крей. — Вернее, через две ночи, если очень постараемся.

— Мы постараемся, — пообещала Тина.

— Значит, в окрестностях замка Зейт, — сказал Ремт Сюртук.

— Именно там, — подтвердил Виктор ди Крей.

— А как мы освободим даму Адель? — спросила Тина.

— Дайте ввязаться в сражение, сударыня, — ухмыльнулся рыжий проводник, — и мы поглядим, что можно с этим сделать!

6

Восьмой день полузимника 1647 года

В Але говорят: «свинья и лошадь не строят общих планов, у них разные пути». Так и случилось: ди Крей и Сюртук, возможно, и могли выйти в дорогу той же ночью, но Тина, как выяснилось, сильно ослабла, а после сытной и вкусной еды еще и осоловела. Единственное, на что она оказалась способна, это продержаться пару часов в седле, пока проводники запутывали следы и уводили их маленький караван подальше от разгромленного замка. Со слов Ремта, живых в крепости не осталось, но вскоре наступит утро, и кто-нибудь наведается в замок. Или из деревни, или с тракта, или охотники вернутся с холмов. В любом случае вскоре следовало ожидать погони, вернее, поисков злоумышленников, и на такой случай имело смысл сделать все, чтобы их троих никто не нашел. Поэтому и двигались беглецы не вдоль тракта, а взяв несколько дальше к югу. Идея была проста, как хлеб и вода: с одной стороны, ты можешь срезать значительный кусок петляющей туда и сюда дороги, просто поднявшись к югу и спустившись к северу чуть западнее своего прежнего пути, а с другой стороны, маршрут беглецов был отнюдь не очевиден, и если не оставлять явных следов, то пойди найди их теперь во всех этих просторных лесах и горах.

Двигались почти до рассвета, так что Тина, едва способная держать глаза открытыми, смутно помнила, как добрались они до какой-то укромной лощины, спрятавшейся среди поросших лесом сопок. Ди Крей, прекрасно понимавший, по-видимому, в каком она состоянии, снял Тину с лошади, постелил ей под кустом давешний плащ, уложил на него, обращаясь с ней, как с малым ребенком, подложил под голову какой-то узел, накрыл другим плащом и оставил спать. Так что того, как разбивали бивак, Тина уже не запомнила, погрузившись в сон без сновидений.

Разбудила ее Глиф. Где обреталась пигалица все это время, Тина не знала. Преклонив колено перед лордом де Койнером в тот памятный день, девушка выпустила Глиф «на волю», и потом — даже и в узилище — очень волновалась, опасаясь, чтобы с крошкой не случилось ничего плохого. И вот Глиф нашлась, как, впрочем, и прежде, сама собой.

— Девочка! — щекотно шептало прямо Тине в ухо крошечное создание. — Девочка! Девочка! Де-во-чка! Не спись! Про…сн…и…сь!

Длинные слова или не давались Глиф вовсе, или требовали от нее невероятных усилий.

— Не ори! — шепнула Тина и, открыв глаза, попробовала определиться с тем, где она и как. Получалось, что голова — несмотря даже на злоупотребление «сольцей» — ясная, и память работает «как родная».

Тина находилась в каком-то укромном месте — деревья, кусты, огромные ледниковые валуны и покатое плечо сопки неподалеку, — вероятнее всего, в той самой лощине, куда привел их на рассвете ди Крей. А сейчас солнце, перевалив через дневной перелом, склонялось к западу. Света, впрочем, вполне хватало. Это все еще был день, а никак не вечер. Маленький костерок почти не дымил, а языки пламени едва виднелись в пронизанном солнечными лучами воздухе. Было тихо, тепло и уютно. Тихонько «переговаривались», пофыркивая, дремлющие среди деревьев лошади, потрескивали едва слышно веточки в костре, попыхивал парком медный чайник, подвешенный над огнем. А вот ди Крей, сидящий у костра, был похож на статую. Недвижим, безмолвен…

«У тебя есть знакомая фея?» — спросил тогда ди Крей.

«Я не знаю, кто она», — ответила Тина.

«А что, если он нас услышит?»

— Тсс! — шепнула она и, подняв руку, подхватила кроху с плеча, побыстрее спрятав ее под полу плаща.

После этого она потянулась, «просыпаясь», и села на импровизированной постели. Ди Крей оглянулся через плечо, посмотрел на Тину коротко, усмехнулся, найдя, по-видимому, ее вид обнадеживающим, и кивнул, здороваясь.

— Доброе утро, милостивая госпожа!

— И вам того же, господин ди Крей! Однако солнце в третьем послеполуденном часу, не так ли?

— Утро наступает тогда, когда наступает.

— Хорошо, — не стала спорить Тина. — Как скажете. А на завтрак у нас что?

— Окорок, сыр и хлеб, вино и травяной чай.

— Вы? — нахмурилась Тина, которую почему-то смутила мысль, что ди Крей копался в ее вещах.

— Ни в коем случае! — поднял перед собой ладони уже полностью обернувшийся к Тине ди Крей. — Ваших запасов, милостивая госпожа, я не касался. Даже не заглянул в ваш мешок, хотя соблазн, чего уж таиться, был. Но я оказался выше этого, — улыбнулся он. — Лес полон чудес, а этот в особенности. Реликтовые леса Подковы похожи, но только похожи на леса равнин.

Тут он был прав. За время пути через горы Тина успела обратить внимание на то, что не все представляющиеся — на первый взгляд — знакомыми растения на самом деле являются тем, чем кажутся. А разнообразие трав, цветов, мхов и папоротников вообще поражало воображение. Половины этих растений Тина не знала вовсе, а многие другие помнила только по гербарию.

Книга была большая — ин-фолио — и очень толстая, в темном с вытертой позолотой кожаном переплете. На каждой странице помещались аккуратно вклеенное высушенное растение, лист, цветок, стебель, реже — корешок, цветной рисунок этого растения, выполненный с удивительным мастерством и даже изяществом, и описание: приметы, места произрастания, особенности сезонных изменений и, разумеется, способы применения, иногда много, а иногда — нет. Тина вспомнила страницы… Тончайший, высочайшего качества пергамент, запах сухих растений, ровные строчки каллиграфически выписанных букв, изумрудная зелень, золото, киноварь и кобальт, сурик и охра рисунков, тихий голос, называющий растения и рассказывающий…