— Никогда не встречался с ним, хотя мы и братья по духу.

Больше Кэт не успела сказать ни слова, потому что девушка распахнула кухонную дверь, выглянула из нее и вышла наружу, предвкушая, что ее заключат в объятия.

Не дав ей издать ни звука, Гильом схватил служанку и зажал ей рот рукой.

— Нож! — приказал он.

Кэт вытащила его из чулка и, заметно нервничая, ткнула девушке под нос. Глаза той расширились от ужаса, и, к удивлению Кэт, она не заметила, как дрожит рука с ножом.

— Марсель дома? — грубым шепотом спросил Гильом.

Поскольку его рука все еще прикрывала ей рот, девушка истово закивала.

— Отведи нас к нему, — потребовал он. — Я не хочу причинять тебе вреда, но меня никто не должен видеть, и, защищаясь, я пойду на все. Сейчас я уберу руку, но если закричишь, тебе будет очень больно, не сомневайся.

Повинуясь молчаливому приказу спутника, Кэт прижала кончик ножа к шее девушки сзади. Гильом убрал руку, перехватил нож, свел руки служанки за спиной и подтолкнул ее вперед.

— Веди нас.

По узкой, темной лестнице она повела их в глубь освещенного факелами особняка, и там, в большом зале, они увидели сидящего к ним спиной человека. Он склонился над каким-то пергаментом, читая при свете ярко горящих свечей.

— Мсье прево, — пролепетала девушка.

— Да? — рассеянно ответил он.

— Здесь к вам… гости пришли.

Этьен Марсель отложил письмо, повернул голову и, увидев, кто захватил служанку, резко встал, твердо глядя на пришельцев и положив руку на рукоять короткого меча.

— Отпустите ее! — приказал он. — Только трус прячется за женщиной.

— Я не трус, мсье, и пришел к вам с добром. Однако откуда мне знать, какая встреча меня ожидает? Вот я и постарался, чтобы все прошло гладко. Никто не пострадает, уверяю вас.

Гильом отпустил руки девушки, она тут же отскочила от него и в страхе прижалась к хозяину. Гильом вскинул руки, показывая, что у него только нож, и сделал знак Кэт, стоящей у него за спиной. Она взяла маленький нож и сунула его за чулок.

— Вы Марсель, так я понимаю, — сказал Гильом.

Этьен Марсель, все еще не убирая руку с меча, кивнул в знак подтверждения.

— А вы кто?

— Я Гильом Каль.

Марсель с радостным видом протянул ему руку.

— Бог мой! — воскликнул он, энергично встряхивая руку Каля. — Вот уж кого я меньше всего ожидал увидеть здесь! — Он повернулся к недоумевающей служанке. — Не стой, принеси вина, да побольше!

Она выбежала исполнять поручение, а Марсель указал им на кресла.

— Наконец-то Бог решил, что нам пора встретиться.

Как можно описать это время, даже имея своим собеседником человека с таким острым умом, как де Шальяк? Все, что Алехандро видел; все места, где побывал; ад на земле — или, может, это и есть небеса? Ему встречались такие дикие комбинации того и другого, какие прежде казались невозможными…

Видя нерешительность Алехандро, де Шальяк задал вопрос, на который нельзя было не ответить:

— Как вы рискнули взять с собой ребенка?

Вопрос вывел Алехандро из состояния задумчивой меланхолии.

— Потому что и она, и ее няня умоляли меня сделать это. Обе страшились гнева Изабеллы, и, думаю, не без оснований. — Он поглядел в глаза де Шальяку. — Вы были правы, предостерегая насчет Изабеллы. Мне следовало быть бдительнее.

Де Шальяк цинично усмехнулся.

— Даже Адам не сумел распознать змею.

Услышав этот комментарий, Алехандро сдержанно улыбнулся и продолжил свой рассказ.

— Покинув Англию, мы постоянно перемещались; где бы мы ни оказывались, везде на глаза нам попадались английские солдаты. Знаю, у них много других причин находиться во Франции, но меня не покидала мысль, что они ищут нас. Я не мог позволить Кэт — так зовут девочку — говорить, поскольку она могла выдать себя. Она была очаровательным, очень разговорчивым ребенком, и меня сильно огорчала необходимость заставлять ее помалкивать.

— Вы, похоже, тепло относитесь к ней.

Алехандро вздохнул.

— Как если бы она была моей дочерью. Я уже отчаялся вложить свою душу в собственное дитя, поэтому она очень много значит для меня.

Может, под воздействием вина, но де Шальяк больше не язвил; скорее, в нем ощущалось сочувствие.

— Но вы же еще молоды, — сказал он. — По крайней мере, гораздо моложе меня. И конечно, если мы сумеем пережить это ужасное время, ничто не мешает нам обзавестись детьми. В Париже полным-полно беременных женщин, хотя один Бог знает, многие ли из них доживут до родов. Однако жизнь продолжается, доктор, как всегда было и, если Бог пожелает, всегда будет. И хотя многие говорят, что евреев следует уничтожить раз и навсегда, я с этим не согласен. В Божьем мире есть место для всех. Недаром Бог позаботился о том, чтобы Ной прихватил в свой ковчег каждой твари по паре. А раз так, вряд ли в Его планы входило полное изничтожение евреев.

Дружеская атмосфера, возникшая между ними, при этих словах растворилась без следа.

«Значит, мы для него «твари», животные, — подумал Алехандро. — Однако ясно одно — убивать меня он не собирается. И то хорошо. Но что дальше? Какие у него планы относительно меня?»

— И если уж евреям суждено плодиться и размножаться, — закончил де Шальяк, — я предпочел бы, чтобы они были похожи на вас.

— То есть не выглядели и не вели себя как евреи?

— Чтобы они были людьми умными и здравомыслящими. Людьми, которые понимают мир и то, каким он должен быть.

— Мир должен быть лучше, — заметил Алехандро.

— Вы правы, коллега. Такое впечатление, будто мы все, и христиане, и евреи, игрушки в руках Сатаны, который со злобной радостью смотрит на нас с высоты. Я верю, что со временем это изменится… Однако продолжайте свой рассказ.

Преодолев снова охватившую его нерешительность, Алехандро так и сделал.

— После первой зимы мы отправились в Страсбург.

— О! — Де Шальяк грустно покачал головой. — Очень печально — то, что случилось там.

— Думаю, это еще мягко сказано. Помрачение ума, так будет вернее. Но как ни назови эту трагедию, оставаться там мы не могли. Отправились в Париж и некоторое время жили в Болоте среди евреев.

— Вы были здесь, в Париже?

Алехандро кивнул.

— А потом снова сбежали на север.

— Куда именно?

— Легче назвать место, где мы не были, — со вздохом ответил Алехандро. — Поселиться в какой-нибудь деревне и тем самым выдать себя мы никак не могли. Смотрите! Вот они мы, презренный еврей, сбежавший от английской принцессы, и незаконная дочь короля Эдуарда, похищенная по собственному настоянию у ее жестокого отца! У кого при виде такой пары возникло бы любое другое желание, кроме как получить за нас выкуп?