— Я не думаю… — Снова щелчки клавиш. — Ой, подождите. В этот день моя машина проходила техобслуживание. Да, Кэти подвезла меня до работы — она очень отзывчива в таких случаях.

— Спасибо, — сказала Сандра. Это был стандартный прием — сначала проверить, нет ли у человека привычки лгать, выгораживая приятелей, и лишь затем задать настоящий вопрос. У Кэти Хобсон определенно было надежное алиби. И все же, если это было заказное убийство, тот факт, что в момент преступления она находилась в другом месте, практически ничего не доказывал.

— Что-нибудь еще? — спросила Карла Вышински.

— Нет, это все, что я хотела знать. Вы собираетесь уезжать из города?

— Хм, да, — я планирую поехать в отпуск в Испанию.

— Ну что ж, тогда счастливо отдохнуть. — вежливо попрощалась Сандра.

Ей никогда не надоедало вот так шутить.

Дух, загробный двойник, шарил по сети в поисках новых стимулов.

Все было таким статичным, таким неизменным. Конечно, он мог очень быстро проглотить еще одну книгу или кучу новостей, но сама информация была пассивной, и это в конечном счете делало ее утомительно скучной.

Дух также бродил по банкам памяти компьютеров «Зеркального отражения». В конце концов он нашел игровой банк Саркара и попытался играть в шахматы, тетрис, го и тысячу других игр, но они оказались не лучше, чем интерактивные игры, в которые можно было играть по сети. Питеру Хобсону на самом деле никогда по-настоящему не нравились игры. Он куда больше любил вкладывать свои силы во что-то действительно меняющее мир, чем предаваться дурацким развлечениям, в конечном счете совершенно бесполезным. Дух продолжал свои поиски, просматривая файл за файлом.

И наконец он набрел на поддиректорию, которая называлась А-ЖИЗНЬ.

Здесь развивались синие рыбки, и те, которые признавались наиболее приспособленными, отбирались для размножения. Дух наблюдал, как перед ним прошло несколько поколений, и был восхищен увиденным. Жизнь, мечтательно подумал он.

Жизнь. Наконец-то Дух нашел нечто, его заинтриговавшее.

По мнению Саркара, прошло уже достаточно времени, чтобы двойники приспособились к своему новому окружению. Теперь пришла пора задавать серьезные вопросы. Но и у Саркара, и у Питера были неотложные дела и только через два дня они наконец смогли встретиться в компьютерной лаборатории «Зеркального отражения».

Саркар вызвал в актуальную память Амбротоса. Он уже хотел было начать задавать ему вопросы, но передумал.

— Это твое сознание, — обратился он к Питеру. — Ты и должен задавать вопросы.

Питер кивнул и прочистил горло.

— Привет, Амбротос, — сказал он.

— Привет, Питер, — ответил механический голос.

— На что в самом деле похоже бессмертие?

Амбротос долго молчал, прежде чем ответить, было такое впечатление, что он предается созерцанию этой самой вечности.

— Оно… отдыхательно, это, наверно, лучшее слово для его описания. — Снова пауза. Ему некуда было спешить. — Я и не подозревал, как угнетает нас старение. О, я знаю, женщины иногда говорят, что постоянно ощущают тиканье своих биологических часов. Но есть еще большие часы, которые действуют на всех нас, по крайней мере на целеустремленных людей, которые хотят чего-то достичь, одним словом, таких, как мы с тобой. Мы знаем, что в нашем распоряжении весьма ограниченный запас времени, а так много хочется успеть. Мы проклинаем каждую минуту, потраченную впустую. — Снова пауза. — Что же, теперь это для меня не имеет значения. Я по-прежнему стремлюсь доводить дела до конца, но для меня всегда будет завтра. Всегда будет время докончить начатое.

— Я не уверен, что уменьшение мотивации можно считать положительным аспектом. Я люблю все доводить до конца, — немного подумав, заметил Питер.

Ответ Амбротоса был полон бесконечного спокойствия:

— И я люблю отдыхать. Мне нравится знать, что я могу, если захочу, провести три недели или три года, обучаясь чему-то, что мне пришлось по вкусу, без всякого ущерба для своего продуктивного времени. И если мне сегодня больше хочется читать роман, чем корпеть над каким-нибудь проектом, то что в этом плохого?

— Но, — возразил Питер, — ты так же, как теперь и я, знаешь, что существует какая-то форма жизни после смерти. Разве тебе это не интересно?

— Мы с тобой никогда не верили в жизнь после смерти. Даже сейчас, когда мы знаем, что да, нечто действительно переживает физическую смерть тела, меня не привлекает загробная жизнь, какой бы она ни была. Ясно, что она должна выходить за рамки физического существования — она связана с интеллектом, а не с телом. Я никогда не считал себя сенсуалистом, и мы оба знаем, что я не очень атлетически развит. Но мне нравится секс. Мне нравится чувствовать солнечные лучи на своей коже. Я люблю поесть по-настоящему вкусную пищу и просто какую угодно пищу. Лишившись своего тела, я бы скучал по нему. Мне не хватало бы физических стимулов. Я бы скучал — скучал по всему. По гусиному мясу и щекотке, по возможности от души пукнуть и провести рукой по собственной тени и по многому другому. Конечно, жизнь после смерти может быть вечной, как, впрочем, и телесное бессмертие, а мне больше нравится телесная часть.

Питер был начеку; Саркар внимательно слушал эту беседу.

— А что насчет… насчет наших взаимоотношений с Кэти? Наверно, ты думаешь, что этот брак — всего лишь мимолетный эпизод в огромной жизни?

— О нет, — не согласился Амбротос. — Странно — несмотря на ту шутку Колина Годойо, мне казалось, что бессмертный должен проклинать тот день, когда он поклялся делать что-то, «пока смерть не разлучит нас». Но теперь я так не думаю. На самом деле это перевело бы брак в совершенно новое измерение. Если бы Кэти тоже стала бессмертной, появилась бы возможность — настоящая возможность, — что я смогу окончательно, доподлинно, полностью узнать ее. Даже за те пятнадцать лет, которые мы прожили вместе, я уже изучил ее лучше, чем какого-либо другого человека. Я знаю, какого рода рискованная шутка заставит ее хихикнуть, а какая вызовет негодование. Я знаю, как важны для нее ее керамические работы, знаю, что она на самом деле не вполне искренна, когда утверждает, что не любит фильмы ужасов, но что ей серьезно не нравится рок-музыка пятидесятых годов. Я много раз убеждался, насколько она сообразительна — сообразительнее меня во многих отношениях; в конце концов, я никогда не мог разгадать кроссворда из газеты «Нью-Йорк таймс».

При этом я все еще знаю лишь крохотную ее часть. Несомненно, она ничуть не проще меня самого. Что она на самом деле думает о моих родителях? О своей сестре? Молилась ли она когда-нибудь про себя? Действительно ли ей доставляют удовольствие некоторые вещи, которые мы делаем вместе, или она только терпит их? Есть ли у нее тайные мысли, которыми она даже после стольких лет не решается поделиться со мной? Конечно, мало-помалу мы в совместных делах обмениваемся небольшими кусочками наших душ, но проведенные вместе десятилетия позволят нам еще лучше узнать друг друга. И это порадовало бы меня больше всего на свете.