Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XLIII
О ЦАРСТВОВАНИИ ШАХА СУЛЕЙМАНА
Вслед за шахом Аббасом Младшим один год процарствовал сын его шах Сефи. После него, в 1117 (1668) году, [стал царствовать] брат его шах Сулейман, однако говорят, что это был сам шах Сефи, принявший другое имя. Вступая на престол, он принял имя деда своего — шах Сефи, /235б/ но, начав царствовать, тотчас заболел и сказал: “Это имя оказалось для меня несчастливым”. Переменили имя его и нарекли Сулейманом. Некоторые говорят, что это не шах Сефи, ибо, когда шах Сефи стал шахом, начал он предаваться грязному распутству, заставлял силою приводить к себе жен знатных вельмож и блудил с ними. Однажды он насильно увел жену одного вельможи против ее желания. Поэтому женщина, взяв маленький нож, спрятала его у себя на груди и пошла. Когда шах приблизился к ней, она, поступив, как Юдифь /236а/ со вторым Олоферном[191], вонзила нож ему в горло и таким образом умертвила его. Выйдя [оттуда], сказала она евнуху гарема: “Сейчас я оказала вашему шаху такие почести, какие он заслужил”. Сказав это, она бесстрашно ушла. Войдя [к шаху], евнухи увидели, что он плавает в [луже] крови, и тайно уничтожили его. Привели они затем брата его Сулеймана и сделали царем. Ложь ли это или истина, но мы слышали так, как написали. Это и есть шах Сулейман, который приказал схватить Сефи-хана и оказал почести католикосу Акопу. К нему пришел Ираклий[192], внук Теймураза, /236б/ о чем расскажем потом. Этот шах Сулейман имел сына, очень смелого, сильного и искусного в стрельбе из лука. И прочил его отец в [наследники] царства. Куда бы он ни ехал, он брал с собой сына, опоясанного саблею и несшего колчан со стрелами и лук.
Однажды шах пошел в сад, а впереди его шел сын, который, вложив стрелу в лук, пронзил ею дерево. Стрела прошла /237а/ сквозь тополь. Увидев это, отец возненавидел сына и решил его погубить, но тайно. [И] тайком сказал он главному евнуху: “Когда он придет к наложницам, убейте его, как только он уснет, и тайно скройте”. Сообщили об этом матери [сына]. Пошла она к своей свекрови, матери шаха, и говорит: “Твой сын хочет убить сына моего. Молю тебя: ради Бога и твоего долголетия, не допусти причинить печаль моему сердцу его смертью. Пусть удалят его, чтобы он умер своей смертью”.
/237б/ Пошла мать и стала молить сына: “Не проливай кровь, ибо будет у нас траур”. И сказал шах: “Я поступлю с ним согласно твоему желанию”. “Отправляйся в Фахрабад, — сказал он сыну, — и оставайся там до тех пор, пока [не] позову тебя”. Меж тем сопровождающим он сказал: “Как только приедете на то место, убейте его, а голову привезите мне”.
Взяли они его и поехали.
Однажды шах вошел в гарем, и повстречались ему его мать, единоутробная сестра и одна из жен его отца. Не признал /238а/ он своей сестры и накинул на нее полотенце, чтобы пошла она с ним на грешное дело. “Это твоя сестра”, — сказала приемная мать. Разгневавшись на это, он схватил саблю, убил сестру и приемную мать и вышел. Тут же принесли ему весть об убийстве сына. Раскаялся он в тройной смерти и от скорби сошел с ума: говорил дикие вещи […], [а затем], упав, начал кататься по полу. Сообщил об этом главный евнух эхтимал-довлату, /238б/ и шаха, процарствовавшего двадцать пять лет, тайно погубили. В 1143 (1694) году возвели на трон другого его сына, Хусейна.
Глава XLIV
О ГИБЕЛИ ОНОФРИОСА
Как мы написали, Егиазар стал католикосом, и Онофриос, отправившись к нему, всем сердцем стал его поддерживать, красноречиво проповедовал за него и называл его вторым Просветителем. Из-за красноречия и витиеватой, быстрой речи его прозвали Онофриос Каркут[193]. Он был единомышленником Егиазара.
/239а/ Когда великий католикос Акоп прибыл в Константинополь, многие присоединились к нему. Поняв, что не может он противостоять солнцу, Каркут поссорился со своим единомышленником Егиазаром и, лицемерно сказав, что раскаялся, пришел к католикосу Акопу, пал к стопам его и сказал: “Понял я свою неправоту и твои благодеяния. Забудь мои злодеяния”.
Великий патриарх поверил его лживым речам, дал ему грамоту и послал блюстителем Святого Престола в Эчмиадзин.
/239б/ Сел он на престол и возгордился. Не может огонь освободиться от жары, ветер — от холода, а нечестивый человек — от коварства. Прибыв в Святой Престольный Эчмиадзин, начал он снова творить зло, написал поддельное долговое обязательство, то есть тамасук, на вардапета Закария: “Он мне, мол, должен 300 туманов”. Написал и другое поддельное долговое обязательство в том, что “я, вардапет