Чрезвычайно важно было для Князя Багратиона достигнуть Могилева, откуда мог он преградить неприятелю путь в Смоленск и иметь центр России в тылу своем. Сверх того там была самая удобная переправа чрез Днепр, между тем как другие переправы устроены в дальних расстояниях от Могилева. Идти к ним значило терять бесценное время, давать неприятелю возможность обратиться к Мстиславлю и там опять предупредить 2-ю армию. Наконец, оставляя Могилев во власти неприятеля, 2-я армия не могла переправиться ни в каком другом месте, не подвергаясь всегда опасности попасть между значительными силами неприятельскими, то есть теми, которые были в Могилеве, откуда они имели ближайший путь к Мстиславлю, и другими, шедшими от Орши к Смоленску. Князь Багратион решился идти напролом. «Хотя не знаю достоверно, – доносил он Государю, – в каких силах неприятель в Могилеве, но в таковых крайностях не остается мне ничего более, как, собрав силы вверенной мне армии и призвав на помощь Всевышнего, атаковать их и непременно вытеснить из Могилева. Все меня удостоверяет, что Всемощный и Дивный во бранех Бог, Поборающий правому, призрит на молитвы народа Твоего, Государь, и воздаст правоту всемощному оружию Вашего Императорского Величества».

Заняв Могилев и ожидая нападения на себя, Даву приготовился к обороне и расположил войска между Салтановкой и Фатовой; резервы стали по дороге к Могилеву. Фронт позиции был прикрыт глубоким ручьем; левое крыло примыкало к Днепру, правое к Фатовой. Мост при Фатовой был сломан, а при Салтановке завален; из домов в деревнях поделаны бойницы. У Даву было 28 батальонов и 48 эскадронов; сверх того он ожидал поминутно отряда Пажоля и корпуса Понятовского.

10 Июля авангард Раевского пришел к Дашковке. Вскоре Полковник Сысоев, находившийся впереди, донес, что он сбит. Имея с собой только 4 батальона, Раевский приказал им не трогаться с места, а Сысоеву отступать. Французы дошли до Новоселок и остановились; то же сделали казаки. В 8-м часу вечера подошел корпус Раевского; авангард выдвинут за Дашковскую плотину, остальные войска расположились на правом берегу ручья. Раевский дал знать Князю Багратиону, что неприятель перед ним, и если в следующий день Французы его не атакуют, то он предпримет усиленное обозрение. 11-го, в 8-м часу утра, Раевский выступил для обозрения с 4 батальонами авангарда; 4 батальона оставил у Новоселок; прочим войскам корпуса велел быть готовым к походу по первому приказанию. В полутора верстах встретили Французскую пехоту и стали теснить ее по лесу. Подходя к Салтановке, увеличивали мало-помалу стрелков и почти весь авангард ввели в дело. Неприятель отступил на позицию. Наши стрелки бросились за ним под градом пуль и картечей, перебежали плотину, деревню и уже касались вершины горы, но, встреченные превосходными силами, обращены назад. «Мужество войск Вашего Императорского Величества не ослабевало, – доносил Князь Багратион. – Желание их вытеснить неприятеля из позиции так было сильно, что частные начальники должны были удерживать стремление людей»[106].

Едва утих огонь в авангарде, как Князь Багратион, не имевший верных сведений о силах неприятеля, прислал Раевскому записку следующего содержания: «Я извещен, что перед вами не более 6000 неприятелей. Атакуйте с Богом и старайтесь по пятам их ворваться в Могилев». Раевский послал за остальными войсками своего корпуса, состоявшего в тот день из 5 полков 26-й дивизии, 5 полков 12-й, двадцати эскадронов, 3 казачьих полков и 72 орудий. Когда войска собрались, Раевский приказал Паскевичу, с 26-й дивизией, 3 казачьими и Ахтырским гусарским полками, идти в обход правого неприятельского фланга, а сам хотел ударить в центр с 12-й дивизией Колюбакина, когда Паскевич выйдет из лесу на ровное место и начнет атаку. Сысоев, который за три дня дрался там, где надобно было проходить Паскевичу, служил ему проводником и повел его по лесу тропинкой; люди пробирались между деревьев, по трое в ряд. В половине леса встретили они наших расстроенных стрелков, отступавших от стрелков Французских, что случилось следующим образом: прежде чем Паскевич вступил в лес, послал он впереди себя два батальона Нижегородского и Орловского полков, которые увидели на дороге Французов, отряженных Даву в обход левого фланга Раевского, опрокинули их и, перейдя мост, заняли корчму и три избы на той стороне речки. Едва стали они выходить из деревушки, как 4 Французских батальона, лежавшие в хлебе, поднялись в 30 саженях, дали залп и ударили в штыки. Бой завязался рукопашный. Французы бросились на знамя Орловского полка и взяли его у убитого Подпрапорщика. Наш унтер-офицер выхватил его у Французов, но был убит. Знамя опять потеряно. Еще раз оно схвачено нашими и в драке сломано древко. Адъютант Орловского полка кинулся в средину, отнял знамя и вынес его из схватки. Начальник обоих батальонов, Полковник Ладыженский, был ранен; половина наших людей побита или ранена; остальные отброшены в лес, преследуемые неприятелем, который и наткнулся на 26-ю дивизию. Стрелки передовых батальонов Паскевича опрокинули неприятеля и гнали его до опушки леса. Дивизия шла за стрелками. Густой лес не позволял свернуть войск в колонну; надобно было, принимая вправо по отделениям, по мере выхода из леса строить их в линию у опушки. Лишь только два батальона были вытянуты, Паскевич велел им ударить на неприятеля, которого и отбросили до моста при Фатовой. Между тем выстраивались остальные полки и взвозились пушки на возвышения, с коих Паскевич мог явственно видеть, с кем имел дело. Пехота Даву стояла в две линии от столбовой дороги до самого леса; в 3-й линии была кавалерия. Устроив батареи, Паскевич поехал на правый фланг, где нашел, что наши отступают, а Французы, усилив огонь застрельщиков, идут в тыл нашей позиции, чтобы отрезать 26-ю дивизию от большой дороги. Остановив людей и орудия, Паскевич послал за свежей артиллерией и, когда привезли ее, приказал отходить войскам на нее. Неприятель, увидев отступление, бросился с криком: «Вперед!» Батальоны раздались, картечь ударила в Французов и смешала их. Наши кинулись на неприятеля и гнали его до самых мостов, откуда приказано возвратиться к опушке леса и выстроить фронт, стараясь выказать неприятелю более войск. Удвоив стрелков, Паскевич открыл из 18 орудий огонь. Действие его было так удачно, что Французы беспрерывно двигались, переменяли места, наконец отошли на дальний картечный выстрел и удвоили артиллерию; с обеих сторон загремела сильная канонада.

Раевский, стоя с 12-й дивизией впереди Салтановки, ожидал только успеха Паскевича, чтобы пойти на штыках через плотину и атаковать все, что перед ним находилось. Солдаты с нетерпением ожидали приказания к бою; во всех кипела кровь. Между тем Французская артиллерия, с высот за Салтановской плотиной, громила наши колонны; но ряды, вырываемые ядрами и картечью, бестрепетно смыкались, и подбитые пушки переменялись новыми. Услыша при одной из атак Паскевича, что его огонь подвинулся вперед, Раевский почел минуту благоприятной для атаки и приказал 12-й дивизии двинуться на Салтановку. Он, Васильчиков, все офицеры штаба спешились и стали впереди Смоленского пехотного полка, находившегося в голове колонны. Отвечая бессмертной надписи его знамени, полученной за подвиг на Альпийских горах, полк шел без выстрела к плотине. «Дайте мне нести знамя!» – сказал один из сыновей Раевского ровеснику своему, шестнадцатилетнему подпрапорщику. «Я сам умею умирать!» – отвечал юноша. Выгоды местоположения были на стороне Даву и уничтожили усилия храбрости наших войск, которые выдерживали на дороге весь огонь Французских батарей, несколько раз врывались в Салтановку, но должны были воротиться.