– Ага, так и написано. – Товарищ показал ему двухлитровую флягу с надписью «benzin» на желтом боку. – Костер, что ли, разжигать? – Он хихикнул. – Хорошо хоть не хлебнул в темноте!

– Может, и костер. – Капитан отложил шоколад и разорвал упаковку с пресными галетами. – Ешь. И спать. Завтра с рассветом уходим.

– Степаныч, а чего ты шоколад зажилил? – удивленно захлопал глазами Зыкин. – Сто лет сладкого не ел, а тут такая здоровая плитка. Одну б сегодня употребили, другую завтра. – Товарищ выглядел разочарованным, словно ребенок, у которого отобрали хрестоматийную конфету.

– Так это не простой шоколад, Витя, – усмехнулся комбат. – Немцы туда специальный стимулятор подмешивают, чтобы спать не хотелось и усталость не чувствовалась. Вот утром мы его и съедим заместо кофея в постель. И помчим, аки молодые рысаки. А без сладкого я тебя не оставлю, не переживай. – Кобрин протянул ему запечатанный хрустящий пакетик с засахаренными фруктами. – Держи.

– Богато живут. – Особист повертел в руках сладость. – Жаль воды не в чем вскипятить, можно было бы чай сварганить.

– Может, завтра где котелок отыщем. Приятного аппетита…

27 июня 1941 года

– Да что они творят-то?! – сжимая кулаки, сдавленно прошипел Зыкин. – Она ж совсем ребенок еще?! Степаныч?!

– Спокойно, – закаменев лицом, одернул товарища комбат. – Разберемся. Ты только не дергайся раньше времени, действуй только по приказу, иначе и сами погибнем почем зря, и людей не спасем. Оружие проверь. Если до гранат дойдет, поаккуратнее, обидно на свой же осколок наскочить, да и гражданские могут пострадать.

Подтянув под руку автомат, Кобрин разложил приклад и снял «МП-40» с предохранителя. Запасные магазины, которые до того таскал завернутыми в чистую портянку в полевой сумке, снова рассовал за голенища, горловиной вниз. Правда, отечественные сапоги куда уже немецких в голени, зато и шансов растерять на бегу боезапас меньше. Особист поступил точно так же, еще позавчера выслушав объяснения Сергея, для чего это делается. Проверил оба пистолета, и родной «ТТ», и доставшийся от летчика трофей, довольно неудобный, с его точки зрения, «Вальтер Р-38». Пистоль стрелка-радиста достался Зыкину – вспомнив разбитый самолет, капитан в который раз пожалел, что не снял с него пулемет. С другой стороны, уж больно не хотелось копаться в искореженной кабине, ворочая трупы. Дослав в ствол патроны, капитан спустил курки и вернул оружие на место: «ТТ» в кобуру, «Вальтер» – в карман галифе. Рядом негромко клацнула затворная рама пистолета контрразведчика: уже привыкший, что командиру порой наплевать на любые инструкции и приказы, Виктор невольно стал поступать так же. Ну и что, что не положено? Зато удобно и быстро: взвел пальцем курок – и стреляй, пока патроны не закончатся. Гранаты тоже поделили по-братски: Кобрин забрал единственную «Ф-1», Зыкину же досталась пара трофейных «колотушек», которые комбат не слишком жаловал за долгое время горения замедлителя и невысокую мощность.

– Готов? План атаки помнишь?

Мрачно играющий желваками Зыкин коротко и зло кивнул.

– Тогда приготовься. Не боись, справимся, их всего-то шестнадцать плюс один раненый. Итого – по восемь на рыло, бывало хуже, верно? Все, десять секунд, отсчет пошел, – по старой привычке автоматически скомандовал Кобрин, хоть никакой отсечки времени вести не собирался…

* * *

К окраине этого небольшого, всего-то в пять дворов, хутора они вышли к полудню. Поначалу, верный своему плану комбат собирался просто пройти мимо, однако со стороны поселения неожиданно раздались выстрелы. И товарищи после короткого совещания решили выяснить, в чем дело, благо с их стороны лесные заросли подступали к самой околице. Затаившись в кустах, некоторое время наблюдали за происходящим. На единственной улочке стояли два мотоцикла и полугусеничный бронетранспортер. Вернее, один из мотоциклов как раз таки не стоял, а валялся на боку; из коляски свешивался убитый фриц, еще один лежал рядом с передним колесом. Третий мотоциклист сидел возле переднего колеса БТРа, зубами раздирая оболочку перевязочного пакета, поскольку пробитая пулей левая рука висела плетью. Укрывшиеся за корпусом бронемашины гитлеровцы азартно лупили из карабинов по покосившемуся сараю в глубине одного из подворий, откуда в ответ раздавались экономные очереди, судя по характерному звуку, из пехотного «Дегтярева». Ни единого шанса у красноармейцев не было, особенно когда один из фрицев добрался до установленного на бэтээре «МГ-34» и начал долбить длинными, хоть и не слишком прицельными очередями.

Картина была в принципе ясна как белый день: немецкая разведгруппа (или не разведгруппа, а, допустим, какие-нибудь связисты) проезжала мимо хутора, где скрывались несколько оказавшихся в окружении советских бойцов. Немцы остановились – то ли просто ноги размять, то ли дать остыть перегревшимся моторам или набрать воды в закипевший радиатор. Возможно, окруженцам и удалось бы отсидеться – Кобрин сильно сомневался, что фрицы стали бы обыскивать дома и хозяйственные пристройки, с чего вдруг? – но у кого-то из бойцов не выдержали нервы. Решив, что ищут именно их, он полоснул, на удивление удачно, по головному мотоциклу. Потеряв двоих, гитлеровцы, разумеется, обозлились, открыв ответный огонь. Самым неприятным оказалось то, что комбат догадывался, что теперь станет с хутором и его жителями: гибели камрадов фашисты им не простят. Так что придется задержаться. Поскольку Кобрин просто не мог пройти мимо…

Слишком долго бой не продолжился. Пока основная часть пехотинцев сковывала неведомого стрелка огнем, несколько фрицев обошли сарай огородами и забросили внутрь пару гранат. Сдвоенно бухнуло, из распахнутой ударной волной щелястой двери лениво выполз клуб сизого дыма. Пока не разгорелась бурая от времени соломенная крыша, немцы вытащили наружу двоих красноармейцев. Один, судя по изодранной осколками окровавленной гимнастерке, к этому моменту был мертв. Зато второй, в командирской форме РККА, еще жив, хоть голова со спекшимися от крови соломенными волосами и безвольно моталась из стороны в сторону. Оставив погибшего возле дымящегося сарая, немцы, возбужденно гогоча, оттащили раненого к дороге, бросив лицом вниз в пыль возле гусениц.

О чем-то коротко переговорив с офицером в приплюснутой фуражке с пылезащитными очками на тулье – тот лишь ухмыльнулся, потрепал одного из подчиненных по плечу и разрешающе отмахнул рукой, – гитлеровцы разошлись по хутору. Выбивая прикладами и ударами сапог двери, они выволакивали наружу спрятавшихся при первых же выстрелах жителей, сгоняя их к бронетранспортеру. Всего Кобрин насчитал девятнадцать человек, из которых почти четверть оказались детьми разного возраста, от пары грудничков, которых прижимали к груди перепуганные мамки, до девчонки лет четырнадцати. Основная же часть хуторян были стариками. А вот мужиков, как принято говорить, «призывного возраста» не оказалось вовсе – то ли попали под мобилизацию, то ли ушли в лес после начала войны.

Произведя короткую «сортировку» – попросту говоря, отогнав в сторону трех молодых баб (детей, несмотря на вопли, просто вырвали из рук, отдав старухам) и ту самую девочку-подростка, – гитлеровцы притащили от колодца ведро с водой, окатив советского командира. Тот пришел в себя, приподнявшись на руках и очумело мотая мокрой головой с розовыми следами размытой крови на лице. Подхватив раненого под руки, фашисты рывком вздернули его на ноги, тут же усадив спиной к гусенице. Судя по всему, убивать пленного пока не собирались, готовя для совсем еще молодого паренька роль зрителя. Ну понятно, хотят показать, что это из-за него все и произошло. Что именно «ВСЁ», Кобрин, закаменев лицом, отлично догадывался. Сначала показательно изнасилуют молодух, включая и малолетку (право «первой ночи», понятно, будет предоставлено командиру группы), затем загонят оставшихся в ближайшую хату или сарай, подопрут дверь – и подожгут, облив бензином. Не зря ж канистры из бэтээра вытащили, аж три штуки. А перед этим, вполне вероятно, еще и развлекутся, вырезая штыками на коже жертв пятиконечные звезды, вспарывая животы или отрезая женщинам груди[5]. Когда готовился к тренингу, изучая гигабайты информации, начитался. И насмотрелся, поскольку там еще и оцифрованные фотографии были. Любили эти самые «евроинтеграторы» и «освободители от кровавого режима» своих жертв фотографировать. Кстати, угадал: вон один из фрицев как раз «Лейку» достал и сейчас бродит, подбирая подходящий ракурс.