– Вот, если бы выпить вина, – подумал Егор, – то решение сразу бы нашлось.

Но вина не было, и он продолжал подниматься, пока не достиг небольшого плато, на котором вдруг увидел крепость, небольшую, с двумя башенками с зубчатой стеной. Она лежала на груди утеса, который служил для нее естественной защитой. Со стороны тропы крепость обороняли стена и ров. Ее можно было считать неприступной. Но Егор не собирался брать ее приступом. Ему нужны были бинты и мази. И он направился к воротам. Дверь открылась сразу же, лишь только он приблизился к ней. Из нее вышел страж, препоясанный мечом, с пикой в руке.

– Добро пожаловать, входи, – сказал он.

Егор оглянулся, кроме него здесь никого не было, значит, приглашение относилось к нему.

– Зачем…. входить? – насторожился он.

– Не знаю, малика сказала, чтобы я пустил тебя, когда ты придешь.

– А разве она меня ждет? – спросил он.

– Не знаю, ждет она тебя или не ждет, но мне велено тебя пустить.

– Мне вообще-то нужны только бинты, тряпки чистые. Но и вином разжиться. Если есть. Я не мусульманин, мне можно.

– Тогда тем более входи. Насчет вина не знаю, но тряпок, этого добра найдется вдоволь.

Егорка медлил. Все это было довольно странно. Откуда хозяйка горы знала, что он сюда придет. Он сам об этом ничего час назад не знал.

– Ты входишь? – спросил страж. – Или я закрываю дверь.

– Вхожу, – сказал Егор, – была не была, как говорится. Всем смертям не бывать, а одной не миновать.

– Хорошо сказал, – похвалил страж, – надо запомнить.

– Ты лучше запиши, – посоветовал Егор, – память – вещь ненадежная. Вот Сократ ничего не записывал. И что в итоге?

– Что в итоге? – спросил страж.

– Все переврали. Особенно этот, как его. Видишь, и я забывать стал. Платон. Главное, когда учителя судили, он прятался, сказался больным. А потом свои мысли стал выдавать за его слова. Понимаешь?

– Не очень. Но я буду записывать, – пообещал страж, – входи уже.

Егор вошел. Дверь за ним тут же закрылась. Внутренний двор крепости вопреки ожиданию был пуст. Однако Егорку не покидало ощущение, что за ним наблюдают.

В центре двора был колодец. Егор подошел и заглянул в него. Глубоко внизу блеснул кусочек неба.

– Какая здесь глубина? – спросил Егор.

– Таких как ты, человек двадцать надо поставить друг на друга или больше. Там внизу родник. Вода не кончается никогда.

– Кто же такой выкопал?

– Не знаю, меня еще не было, эта крепость очень древняя.

– А хозяйка твоя молодая или старая?

– Пошли, сам увидишь.

– А люди где? Или вы здесь вдвоем живете?

– Люди в поле, работают. Что у тебя с руками, поранил что ли?

– Можно и так сказать. Куда идти то? – спросил он у стража.

– Следуйте за мной, – неожиданно официальным тоном сказал страж.

– А здесь, кроме тебя люди еще есть? – спросил Егор, оглядываясь вокруг.

Вопрос остался без ответа.

Вслед за стражем он вступил в крытую галерею, окаймлявшую двор по периметру и пошел за ведущим. По каменной лестнице поднялись на второй этаж и оказались на крепостной стене, широкой настолько, что по ней могли плечом к плечу стать несколько человек. Большая каменная постройка с одной стороны была частью стены, а другой выдавалась в глубь крепости. У нее были большие арочные окна, колонны, резные каменные пилястры и наличники. Попасть в дом можно было, как со двора, так и с крепостной стены. Помещение, куда привел страж Егорку, было небольшим залом, устланным коврами. В глубине в эркере стояло ложе с балдахином. Недалеко от него низкий мраморный стол, с диваном без спинки.

– Это спальня? – спросил Егор.

– Это зал приемов, – ответил страж.

– А кровать зачем?

– Иногда она здесь спит.

– Так она сейчас спит? Может, я посмотрю, – предложил Егор, – подушку поправлю?

– Еще чего, – буркнул страж. – Не болтай лишнего, стой, где стоишь.

– Ладно, – согласился Егор.

Взглянул на ладони.

– Может быть, ты мне пока бинты принесешь. Неудобно с такими руками перед царственной особой показываться. Ты же сказал, что она малика. Кстати, сколько ей лет?

Ответить страж не успел, поскольку в глубине зала открылась неприметная доселе дверь, и появилась владелица замка. Это Егорка потом уже сообразил, потому что поначалу ничего не заметил, а лишь услышал чарующий женский голос:

– Ну, здравствуй, герой.

Герой обернулся и увидел красивую молодую женщину. И увидел он ее не сразу, сначала кресло черного эбенового дерева. В нем клубился дым. Или это была взвесь пыли в солнечном луче, который сразу же исчез. И появилась женщина.

– Здравствуйте, принцесса, – почтительно сказал Егор, – простите, что я без приглашения, приношу вам беспокойство.

– Это ничего, у нас гостям рады, – возразила женщина, – называй меня Мина. Не надо титулов. Так странно, страны больше нет, а титулы остались.

– Какой страны нет?

– Азербайджана. Мы теперь живем в Монголии. Правда, до меня они еще не добрались.

– Какая ирония, какой здравый смысл, – оценил Егор и успокоился. А то ему уже начинало казаться, черт знает что.

– А ты, значит, тот самый влюбленный, что должен прорубить канал через медную скалу? – спросила Мина.

– Вообще-то гранитную. Но откуда вы знаете? – вновь забеспокоился Егор.

– Слухом земля помнится, – ответила Мина.

– Странно, неужели старик разболтался, – посетовал Егор, – зря все это. Шутки до добра не доводят. Я к вам по делу, по-соседски так сказать, одолжиться зашел.

– Так, что тебе нужно, зачем ты пожаловал ко мне?

– Вообще-то я пришел попросить тряпок на бинты.

– И какое же место ты собираешься себе бинтовать?

– Вот, – Егор размотал тряпки, протянул вперед руки и обомлел, – ладони были гладкие, словно и не было стертой до крови кожи.

С изумлением он взглянул на Мину, она улыбалась, сидя в кресле. Из одежды на ней была лишь тонкая воздушная ткань, синеватая, но почти прозрачная, усыпанная маленькими серебряными звездами, просвечивая все, что можно было просветить, все выпуклости и изгибы великолепного женского тела.

– Ты великая целительница? – спросил Егор.

– Балуюсь иногда, в свободное от безделья время, – ответил Мина, – как тебя зовут?

– Фархад, – помедлив, ответил Егор.

– Не похоже, чтобы тебя звали Фархад. Я могу узнать твое имя, взглянув на твою ладонь. Но делать этого не буду. Вольно тебе зваться любым именем. Вообще то, что новорожденному дает имя родитель – есть одна из величайших несправедливостей. Человек вправе именовать себя так, как ему захочется. Не правда ли, Фархад?