Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут она входит в палату:
— Как самочувствие?
— Лучше, — вру я.
Она кивает и подходит к Ли:
— От мэра что-нибудь слышно?
— Он согласился на все наши условия, — отвечаю я и снова закашливаюсь. — Он явится без охраны. Только Тодда с собой возьмет.
Госпожа Койл сухо смеется:
— Вот надменный индюк! Кичится своей неприкосновенностью!
— Я сказала, что мы поступим так же. На встречу придете только вы, Симона. Брэдли и я. Запрем корабль и поедем все вместе.
— Отличный план, дитя, — говорит госпожа Койл, глядя на мониторы. — За нами, разумеется, поедет вооруженная охрана, но они высовываться не будут.
Я хмурюсь:
— То есть мы даже вида не сделаем, что хотим добра?
— Когда ты наконец запомнишь? Добрые намерения ничего не значат, если не подкрепить их более вескими аргументами.
— Это верный способ развязать бесконечную войну.
— Может быть. Но это и единственный способ заключить мир.
— Не верю, — говорю я.
— Вот и хорошо, не верь. Как знать, вдруг однажды именно твой подход поможет нам выиграть. — Она собирается уходить. — До завтра, дитя.
По ее голосу слышно, с каким нетерпением она ждет наступления завтрашнего дня.
Дня, когда к ней придет мэр.
Мы с мэром скачем по дороге к лечебному дому, оставляя в морозной предрассветной темноте за спиной знакомые дома и постройки, которые я раньше видел каждый день — когда мы с Дейви ездили на работу в бывший монастырь.
Я первый раз скачу по этой дороге без него.
Жеребенок, думает Ангаррад. В ее Шуме появляется Желудь: конь, которого Дейви все время пытался называть Ураганом и на котором теперь ездит Виола — возможно, до сих пор.
Но Дейви уже никогда не сядет в седло. Дейви больше нет.
— Ты думаешь о моем сыне, — замечает мэр.
— Не смей о нем говорить, — почти машинально огрызаюсь я. А потом спрашиваю: — Почему ты до сих пор читаешь мои мысли? Остальные ведь не могут.
— Я не похож на остальных, Тодд.
Тоже мне умник, думаю я, просто чтобы проверить, слышит он или нет.
— Впрочем, ты прав, — говорит мэр, подстегивая Радость Джульетты. — Ты оказался исключительно способным учеником. Всех моих капитанов обогнал. Как знать, чему ты научишься в итоге?
И он одаривает меня почти гордой улыбкой.
Сонце в конце дороги, по которой мы едем, еще не встало, только едва порозовело небо. Мэр настоял на том, чтобы мы прибыли на место первыми и дожидались появления второй стороны.
Я, он и отряд солдат.
Мы подъезжаем к двум сараям на главной улице, которыми отмечен поворот к лечебному дому и пересохшей реке. Небо еще почти целиком темное, и в предрассветном полумраке нам открывается неожиданное зрелище. Во-первых, от лечебного дома остался один обугленный каркас (я-то думал, переговоры будут проходить внутри). Крыши нет, а по лужайке разбросаны черные головешки и мусор. Сперва я решаю, что дом сожгли спэклы, но потом вспоминаю, как «Ответ» на пути в город взрывал все подряд, даже собственные постройки. Видно, с тем умыслом, чтобы мэр не устроил в них тюрьмы или еще какие заведения, где лечиться никому не захочется.
Еще одна неожиданность — это то, что все остальные уже приехали и поджидают нас на дорожке, ведущей к дому. Виола сидит верхом на Желуде, а рядом стоит телега, в которой расположились темнокожий мужчина и крепко сбитая женщина — явно госпожа Койл. Похоже, не только мэр захотел прибыть на место первым.
Он весь ощетинивается, но тут же мастерски берет себя в руки.
— Доброе утро! — говорит он. — Виола, с тобой мы знакомы, и с легендарной госпожой Койл, разумеется, тоже. А вот господина я вижу впервые.
— Учтите, в лесу прячутся вооруженные женщины, — вместо приветствия говорит Виола.
— Молчи! — одергивает ее госпожа Койл.
— На дороге остались пятьдесят солдат, — говорю я. — Якобы для защиты от спэклов.
Виола кивает на госпожу Койл:
— Она только что велела вам солгать.
— Что было бы весьма затруднительно, — замечает мэр, — поскольку я отчетливо вижу женщин «Ответа» в Шуме этого господина. С которым, повторяю, меня еще не познакомили.
— Брэдли Тенч, — приставляется чернокожий.
— Президент Дэвид Прентисс, — кивает мэр. — К вашим услугам.
— А ты, стало быть, Тодд, — говорит госпожа Койл.
— А вы, стало быть, та женщина, что хотела убить нас с Виолой, — говорю я, выдерживая ее взгляд.
Она только улыбается:
— Думаю, я здесь не единственная заслуживаю подобных обвинений.
Госпожа Койл ниже ростом, чем я ожидал. Или это я вырос? После рассказов Виолы о том, как она создавала и вела за собой армии, устраивала диверсии и взрывала дома, чтобы стать следующим правителем города, я ожидал увидеть великаншу. Ну да, она крепкая и мощная — как и многие жители Нового света, — иначе на нашей планете просто не выживешь. А вот глаза… это глаза, не терпящие возражений, глаза человека, который никогда не сомневается в своих поступках, даже если стоило бы. Наверно, это глаза великана.
Я подвожу Ангаррад поближе к Виоле — чтобы как следует с ней поздороваться. Внутри меня, как и раньше, поднимается волна тепла, но еще я с тревогой замечаю, что вид у нее очень бледный, нездоровый и…
Виола озадаченно смотрит на меня, склонив голову набок.
До меня доходит, что она пытается меня прочесть.
И не может.
Я смотрю на Тодда. Смотрю и смотрю и…
Ничего не слышу.
Совсем.
Я-то думала, что так его потрясла война, что от увиденных ужасов ему размыло Шум. Но нет, это другое. Это почти полная тишина.
Как у мэра.
— Виола? — шепчет он.
— Разве вас не четверо должно быть? — спрашивает мэр.
— Симона решила остаться на корабле, — отвечает Брэдли. И хотя смотрю я только на Тодда, Шум Брэдли мне прекрасно слышен: он думает об Иване и всех остальных, которые открыто угрожали нам расправой, если мы все уйдем и бросим их на холме. В итоге Симона согласилась остаться. Конечно, остаться должен был Брэдли — о чем без конца вопит его Шум, — но народ не пожелал, чтобы их защищал Гуманист.
— Как ни жаль признавать, — отмечает мэр, — горожанам явно не хватает сильной руки.
— Это вы так думаете, — говорит Брэдли.
— Что ж. главное, мы встретились! — провозглашает мэр. — Сегодняшнее собрание должно изменить судьбу мира.