думал много лет назад, когда ты отказалась от Короны, но все же присутствовала на свадьбе Акмаэля? «Теперь есть женщина с политическим чутьем», — сказал я себе. При всей своей кажущейся невинности моя милая Эолин понимает, что единственная женщина, более могущественная, чем королева, — это любовница короля.

— Я презираю твою вульгарность, Кори.

— Я не вульгарный, я честный. И ты разочаровала меня, Эолин. Почему ты тратишь свои чувства на этого простолюдина, ставшего рыцарем, из глуши Моэна?

Эолин вздрогнула от его слов, огорченная тем, что Бортен мог подслушать.

— Нет ничего недостойного в Моэне или его народе. Это мой дом, который ты оскорбляешь своим высокомерием.

— Ты не дочь Моэна. Ты — Верховная Мага, наследница Восточной Селен и женщина, пользующаяся наибольшей благосклонностью Короля-Мага. Возможно, ты не сможешь проследить своих предков до линии Вортингена, но твоя кровь столь же драгоценна, а сила столь же грозна, как и у любого дворянина. Ты могла бы быть матерью королей.

Эолин рассмеялась.

— Я предпочла бы быть учителем маг. Пусть добрая королева Тэсара будет матерью королей. Она подготовлена ​​к этому долгу гораздо лучше, чем я.

— Подготовлена или нет, но у богов могут быть другие планы, — ответил Кори. — Тэсара потеряла ребенка.

Эолин остановила своего коня. Ледяной трепет поселился в ее желудке. Ее рука непреднамеренно легла на живот.

— Какой ужас, — пробормотала она. — Какой ужас для нее. А Акмаэль…?

Ее слова потонули в тишине, потому что она не была вполне уверена, что хотела спросить и хотела ли услышать ответ. Кори остановился рядом с ней, но подождал, пока Мариэль догонит их, и попросил девушку ехать впереди с сэром Бортеном.

— У короля такое же каменное лицо, как у любого принца Вортингена, — сказал он, — хотя я полагаю, что он очень взволнован этой новостью. В конце концов, прошло уже четыре года его правления, а о наследнике и речи быть не может.

Эолин пришпорила лошадь. Кори последовал примеру.

— Выкидыши прискорбны, но не редкость, — сказала она. — Они гораздо более распространены, чем большинство мужчин готовы признать. Рената и я посетили много неудачных беременностей во время нашего пребывания в Моэне. Королева выздоровеет и снова забеременеет.

— Верховный маг Резлин, похоже, согласился бы с тобой. Но я не так уверен.

Эолин искоса взглянула на него.

— Ты знаешь то, чего не знает Резлин?

Он пожал плечами и отвел взгляд.

— Не так много. Но я подозреваю, что у королевы есть враги, и у нее тоже.

— Враги?

— Волшебница, возможно. Кто-то, кто может сделать ее больной, вызвать выкидыш.

— Ты намекаешь, что я…

— Нет. Но другие говорят, включая саму Тэсару.

— Королева обвинила меня в убийстве ее ребенка?

— Не открыто. Если бы она это сделала, Акмаэль лишил бы ее головы. Но, судя по всему, именно в это она и верит.

— Она слишком долго не знала о наших обычаях. Кто-то должен помочь ей понять, что мага никогда бы…

— Никогда. Но было много тех, кто бежал от жестокого гнева Кедехена, и мы были бы глупцами, если бы не подозревали, что они все еще наблюдают за нами, жаждущие мести, замышляя погубить Дом Вортинген и народ Мойсехена. Обеспечение того, чтобы у короля Акмаэля не было наследника, было бы отличным началом.

— У Акмаэля есть наследник. У него есть принцесса Элиасара.

— Девушка не может стать королем.

— Точно так же, как девушка не может заниматься магией?

— Ты соблазнила Короля-Мага, чтобы нарушить это правило, — сухо ответил Кори. — Я сомневаюсь, что у Элиасары будет такая же возможность. Хотя было бы забавно посмотреть, как она попытается.

Сэр Бортен остановил своего коня, и хотя он был на некотором расстоянии впереди них, Эолин была обеспокоена мыслью, что ветер мог донести до его ушей не только несколько слов из их разговора.

— Почему ты напал на него прошлой ночью? — сказала она тихим голосом.

— Напал на него? Он напал на меня.

— В том пламени не было нужды, и ты это знаешь. Если бы ты ранил Бортена, мы остались бы без мечника.

Маг цокнул языком.

— Мечник, ага. Тот мечник однажды пронзил твоего брата, а теперь, похоже, хочет пронзить тебя. Но он доставит тебе мало удовольствия, это я знаю. Меч простолюдина — вещь маленькая и простая. Тупая по краям. И взмахи разочаровывают. Что тебе нужно, Мага Эолин, так это магический посох: длинный и крепкий, вылеченный магией. Мощный на ощупь, гладкий…

— Меч Бортена рассек твой посох, маг Кори.

Кори возмущенно вдохнул, а затем тихо рассмеялся.

— Нагорье Моэна придало духу вашему языку. Я рад это видеть. Я не собирался причинять ему боль, Эолин. Я просто хотел немного поцарапать это красивое лицо. Получил бы по заслугам за то, что ухаживал за моей подопечной без разрешения.

— Я не твоя подопечная.

— Ты моя родственница, кузина в глазах Дракона, и ты несешь будущее моего племени в своей крови. Ты не должна тратить свою привязанность на таких, как этот простой рыцарь. Не тогда, когда у тебя есть Король-Маг на побегушках.

Эолин подавила приступ гнева, разочарованная тем, с какой легкостью он мог ее спровоцировать. Она сосредоточилась на дуновении ветра в ароматной траве и мелодии полевой камышевки. Она призвала воспоминание об объятиях Бортена, нежной уверенности его поцелуя, песне Эйтны и Карадока, эхом отдающейся в их вновь обретенном желании.

«Спи, Эолин», — сказал он.

И она бы так и сделала, завернувшись в теплое убежище его объятий, если бы Кори не появился с грубыми напоминаниями о внешнем мире.

— Путь к сердцу маги управляется только богами, — сказала она, вспомнив слова Дуайен Гемены. — Она должна любить так, как они велят, с готовым духом и открытым сердцем. Никакие интриги или вмешательство с твоей стороны никогда этого не изменят, маг Кори.

— Любовь? — Кори ответил смущенно нахмурившись. — Когда я вообще предполагал, что мы говорим о любви?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Беглец

Дростан и его люди разбили лагерь до того, как солнце разлило свой розовый свет по восточному горизонту. Накануне они покинули Римсавен и теперь шли по широкой грунтовой дороге на юг вдоль реки Тарба к долине Эрунден. Ветер был свежим, небо — ясным, а пейзаж был широко открыт, все было видно до лесов. Камыши шумели на ветру. Река журчала рядом с ними и сверкала, как сапфиры под утренним