Даже сегодня я не могу с уверенностью сказать, верил ли он сам в то, что говорил, или специально обманывал свое окружение, чтобы побудить его сражаться до конца. Я только что приехал из Нормандии, я видел отчаявшиеся лица наших солдат, которые, полностью брошенные, медленно утрачивали боевой дух.

Наконец Гитлер перешел к событиям 20 июля. Я стал свидетелем взрыва ярости, скопившейся в его душе. Он кричал, что счастлив возможности разом разоблачить оппозицию, что он ее раздавит. Говоря, он пришел в такое возбуждение, что на губах у него выступила пена. Он трясся всем телом и передавал это движение столу, на который опирался. Он был весь в поту, и его возбуждение еще больше усилилось, когда он пообещал вздернуть «этих генералов». Не было никаких сомнений: передо мной сумасшедший. На меня всей тяжестью давило осознание того, что жизнь нашего народа находится в руках безумца, неспособного управлять ситуацией, который (как я предполагал) попросту отказывался признавать реальность, полагаясь исключительно на собственную интуицию. До этого момента не было произнесено ни слова относительно моего будущего назначения.

Наконец Гитлер немного успокоился и сказал: «Генерал, вы отправляетесь в Париж. Сохраняйте порядок в этом городе, который является важным пунктом для нашей армии. Действуйте во взаимодействии с Обергом[75]. От меня вы получите полную поддержку. Назначаю вас комендантом и командующим войсками вермахта в Париже. Вы получаете самые широкие полномочия, которые может иметь генерал. Вы получаете права коменданта осажденной крепости».

Аудиенция подходила к концу. Я снова подошел к рабочему столу. Гитлер протянул мне руку; меня провожал его свирепый, подозрительный взгляд, в котором не было ничего человеческого. Потрясенный, я вышел из комнаты. Бургдорф шагал впереди меня. Я взял его за руку и сказал: «Бургдорф, это ужасно!» Он пожал плечами и ответил: «А чего вы хотите?»

Приказ, изданный во второй половине дня в соответствии с директивами Гитлера, был составлен в таких выражениях:

«1. Войска Западного фронта, ведущие беспримерную по героизму битву против превосходящих сил противника, могут рассчитывать, что всякий немец, находящийся во Франции, сделает все возможное для того, чтобы им помочь. Отныне ни один немец, способный носить оружие, не должен оставаться в тыловых районах страны, если только его пребывание там не служит непосредственным нуждам войск, сражающихся на фронте. Это в первую очередь относится к территории Большого Парижа.

2. Я немедленно назначаю генерала пехоты фон Хольтица комендантом и командующим германскими войсками в Большом Париже. Он несет передо мной ответственность по следующим пунктам:

А) Париж должен в кратчайшее время потерять свой вид тылового города со всеми его нездоровыми приметами. Город должен служить не местом прибежища беженцев и трусов, а предметом страха для всех тех, кто не является честными помощниками и не содействует войскам, сражающимся на фронте.

В) Все германские учреждения, чье пребывание там не является необходимым, и все гражданские лица должны быть выведены оттуда в кратчайший срок. Все мужчины, способные носить оружие, будут отправлены на фронт. Въезд без соответствующего разрешения должен быть строжайше запрещен. Вывод служб военной комендатуры, а равно любых других значительных служб производится только с моего разрешения.

С) Территория Большого Парижа должна быть гарантирована от любых проявлений мятежа, подрывных действий или саботажа.

3. Для выполнения этой задачи комендант и командующий войсками вермахта в Большом Париже имеет право отдавать распоряжения всем частям и подразделениям вермахта и войск СС, организациям, не входящим в вермахт, а также партийным структурам и гражданским органам. Если приказы, исходящие от подразделений вермахта или высших органов рейха, вступят в противоречие с распоряжениями коменданта и командующего германскими войсками в Большом Париже, я должен быть информирован об этом через Верховное главнокомандование вермахта.

Дабы меры, принимаемые им, соответствовали важным задачам, которые война ставит перед этими органами и учреждениями, он включит в свой штаб полномочных представителей вермахта, войск СС, командования сил СС и полиции во Франции, посольства Германии, а также любой другой заинтересованной структуры по своему усмотрению.

4. Комендант и командующий германскими войсками в Большом Париже подчиняется военному губернатору Франции. По всем вопросам, относящимся к военной защите Большого Парижа и персоналу, освобожденному для отправки на фронт, он получает инструкции от главного командования группы армий «Запад» (объединявшей группу армий «Б» и группу армий «Г»). Комендант и командующий войсками в Большом Париже получает в свое распоряжение штаб предыдущего коменданта.

5. После более подробного инструктирования главнокомандующим вермахта он получает официальные права коменданта осажденной крепости».

Солдат, прекрасно знающий фронт с его реалиями и его отношением к тылу, не мог не согласиться с подобным приказом.

Однако чем больше я размышлял над ним, тем больше замечал очевидное: этот приказ не соответствовал обещанию Гитлера сбросить противника в море. Если он рассматривал Париж в качестве «осажденной крепости», если уже сейчас принимал меры для сокращения численности служащих административных органов, ненужных при обороне, значит, следовало понять очевидное: Гитлер уже тогда считал возможным, что войска, сражающиеся перед Парижем, не смогут надолго задержать врага вдали от города. Его приказы доказывали еще большее: Гитлер хотел превратить город в поле боя, а все его речи о разгроме вторгшихся вражеских сил были обычным сотрясанием воздуха, призванным обмануть других и, возможно, себя самого.

В столовой ставки я сидел напротив высокопоставленного чина СС, человека с импозантной внешностью, изящными манерами, уверенного в себе. Присутствовавшие офицеры обращались к нему с подчеркнутой вежливостью и большой почтительностью. Вновь я встретил его на обратном пути, в коридоре вагона поезда; он поприветствовал меня и пригласил разделить с ним обед. Между нами завязался разговор, имевший для меня огромное значение. Высокий чин СС, чьего имени я не знаю по сей день, рассказал, что утром его принял фюрер и что по его предложению были узаконены репрессии по принципу коллективной ответственности.

Я тогда впервые услышал этот термин, и он меня глубоко взволновал. В ходе продолжавшегося несколько часов разговора мой собеседник пытался растолковать мне смысл данной меры. Серьезное положение требовало драконовских мер для придания необходимой энергии приказам и для сохранения верности офицеров. У меня похолодело сердце; я был унижен до глубины души. Неужели возможно опуститься до такой степени? Невинные дети и женщины оказались под угрозой смерти ради предания большей силы приказам! Всю ночь меня терзали, не давая уснуть, мысли о судьбе нашего народа.

В Париже, куда я прибыл 9 августа 1944 года и где мне был вручен в письменном виде приказ, уже переданный по радио, еще находилось много высоких штабов, в том числе: главный штаб люфтваффе во Франции, штаб Верховного командования кригсмарине (военно-морских сил) в Атлантике и Средиземном море, военного командующего во Франции, генерала авиации Китцингера, с охраной этих штабов, с приписанными к ним другими подразделениями, с их службами связи и прочим; во всех этих учреждениях служило в общей сложности 6000 человек. Также там было размещено большое количество батарей ПВО. Скоро стало очевидно, что, вопреки словам Гитлера, эти войска ни в коем случае не останутся в Париже. Штабы готовились к эвакуации, или большая часть их персонала уже покинула город, а генерал Китцингер получил приказ создать способные остановить продвижение противника оборонительные позиции, приблизительно на месте позиций во время войны 1914–1918 годов. Это было дополнительным доказательством того, что Гитлер отказался от идеи о возможности отразить вторжение. Командующие не могли отказаться от состоящих при их штабах подразделений, так что мне приходилось рассчитывать только на части гарнизона, состоявшего из четырех полков, укомплектованных уже довольно немолодыми солдатами и не имевших ни артиллерии, ни современного вооружения, а также из штаба, координировавшего их действия. К моменту моего приезда три из этих полков, один за другим, уже были отправлены в Нормандию, где стали легкой добычей для противника. Для сражения на открытой местности они не имели ни надлежащего снаряжения, ни подготовки, ни опыта. Их задачей являлось лишь поддержание в Париже порядка и охрана складов вермахта. Командир этих охранных частей был отозван в Германию за то, что 20 июля по приказу генерала фон Штюльпнагеля арестовал сотрудников гестапо. Генерал барон фон Бойнбург, солдат в самом лучшем значении этого слова, назначенный комендантом Большого Парижа после ранения в России, рискуя собственной жизнью, заботился о благе города, порученного его попечению. Он тоже был отозван для получения нового назначения.