– Нельзя! Проходит задержание! – сказал он строго.

– Мне можно! Я полиция! – обиделся Матушкин, выдергивая из кармана удостоверение.

– И я полиция! – сказал мужчина в белой рубашке.

– Какая ты полиция? Я у нас всю полицию знаю! – усомнился капитан, и обе полиции принялись напирать друг на друга животами. Но тут рядом обнаружилась и третья полиция.

– Краснодарская полиция! Аполлинария Бьянка! – сообщила женщина, сидевшая на спине у притихшего Кузина. В ее руке тоже откуда-то возникло удостоверение. Видимо, витало где-то в воздухе, ожидая материализации.

Матушкин внимательно изучил его.

– Здравия желаю, товарищ майор! А я капитан Матушкин! – представился он.

Сыщица благосклонно кивнула и от здравия отказываться не стала.

– А мы все спорим: кто такой этот А. Бьянка из Краснодара? – радостно продолжал капитан. – Знаем из телефонограммы, что должен быть какой-то А. Бьянка, а вот кто он и куда делся… И еще какой-то лейтенант Иванишин должен быть!

– Почему какой-то? Я лейтенант Иванишин! – рассердился обладатель белой рубашки.

Матушкин смущенно кашлянул в ладонь.

– Ну вот и здорово! Тогда все нашлись, – сказал он.

– Э-э… – протянул папа Гаврилов, растерянно оглядывая сыщицу. – Простите, но ведь я видел вас еще до похищения чаши! Вы красили губы в машине!

– А что, нельзя губы красить? Кто запретил? – задиристо спросила сыщица.

– Да нет, можно. Но до преступления! ДО!

– До преступления, значит, нельзя красить? А когда можно? В момент преступления? После? – ехидно спросила А. Бьянка.

– Тут все сложно! – шепотом объяснил Матушкин, за рукав отводя папу Гаврилова в сторону. – Если совсем кратко, то в краснодарскую полицию еще в конце апреля поступили сведения, что чашу собираются похитить. Похищение планировал один их местный деятель, и они принимали меры по его предотвращению. Однако деятель в результате к нам так и не доехал. Засыпался на ограблении бензоколонки.

Лейтенант Иванишин угрюмо разглядывал испорченное стекло своей машины. Потом достал из салона бумажку и протянул ее, но не Матушкину, а своей начальнице.

– Схема залов музея. Вход электричества, разветвления. Внешние охранные камеры… Очень любопытно! – сказала Аполлинария Бьянка, разглядывая чертеж. – Так что, сознаваться будем?

Кузин приподнял голову.

– Это не мое! В первый раз вижу! – заявил он.

– А стекло нам зачем ломал? Отпираться бесполезно. Экспертиза подтвердит почерк. Зачем тебе понадобилась схема проводки? Ну! По чьему заказу ты ее делал?

Святослав Кузин всхлипнул:

– Ни по чьему!

– Значит, для себя? Сам украсть чашу хотел?

– Да не хотел я ничего красть! Я хотел подключиться к электросети музея! Честное слово! Только это, и больше ничего! – отчаянно крикнул Святослав.

– Зачем?

– Как зачем? Схему посмотрите! У них там в двух местах освещение на крыше! Прожектор и две праздничные гирлянды. Если от них кабель под шифером прокинуть, то за наше с бабушкой электричество платил бы музей, а у нас счетчик бы не крутился. Всего только и надо было что двадцать метров кабеля! Музею же всё равно, больше платить или меньше! Он государственный!

Матушкин коснулся локтя Пети.

– Я издали видел! Это же ты бросил схему в машину? – тихо спросил он.

– Ну я, – неохотно отозвался Петя.

– И давно она у тебя?

– Не особо.

– И когда ты начал подозревать Кузина?

– Когда понял, что в ту ночь он тоже был на крыше.

– Но как ты это понял?

– Семечки, – объяснил Петя. – Кузин все время лузгает семечки. Вокруг пролома была шелуха.

Матушкин хлопнул себя по лбу.

– Шелуха! Я тоже ее видел!.. Когда ты был на крыше? Значит, уже после того, как ее проломило тополем? – строго спросил он у Кузина.

– Не был я нигде!

– Не ври! Дыру видел?

– Я просто залез и сразу слез. Да не держите вы меня! Не брал я вашу вонючую чашу!

– Ты на чердак спускался?

– Нет! – крикнул Кузин.

– Что, прям так и не спускался? Неинтересно было?

– Зачем бы я туда полез? И как обратно бы вылез? Прыгал бы как зайчик? – огрызнулся Кузин.

– Ладно, это мы еще выясним. А в музее кто-нибудь был? Кто-нибудь слезал при тебе с крыши? Залезал на нее?

– Я никого не видел!.. Рука! Да дайте хоть встать!

– Какие инструменты были у тебя с собой? Отвертка? Фонарь? – строго спросила Аполлинария Бьянка. – Без фонаря ты бы не полез. И провода чем крутить собирался? Руками?

– Я больше не буду! Я же не тронул ваш кабель! Отпустите меня! – всхлипнул Кузин.

– Отпустим, когда надо будет! – сказала А. Бьянка, сажая Кузина в машину.

– Ноутбук там мой валяется! Ноутбук подобрать надо! – засуетился Святослав.

Сыщица из Краснодара договорилась с Матушкиным, что он сейчас подойдет в отделение полиции, после чего машина тронулась. Капитан и папа Гаврилов остались на улице.

– Парень вполне мог спуститься в музей, раскрутить витрину и взять чашу. Фонарь у него явно был, инструменты имелись… – задумчиво сказал Матушкин папе Гаврилову.

– Да. Но он настаивает, что никого не видел. Какой ему смысл врать? Напротив, есть смысл сказать, что он кого-то видел, чтобы свалить на него вину. Может, говорит правду? – сказал папа Гаврилов.

– Минуту! – возразил следователь. – Бугайло утверждает, что они покинули музей, когда услышали шорох в соседнем зале. Что, если это был Кузин? Он мог спрятаться в музее до пяти утра. Дождался, пока охранник совершит обход, а потом отвинтил стекло, взял чашу, вернул стекло на место и каким-то образом выбрался на крышу.

– Для таких дел выдержка нужна, а парень нервный, – сказал папа Гаврилов.

– Да-а, трудное дело! – вздохнул Матушкин и вдруг начал вертеть головой.

– А где, кстати, ваш старший сын? – спросил он.

– Не знаю, – ответил папа Гаврилов. – Кажется, убежал.

– Ладно! Тогда и мне пора! Меня ждут! – сообщил Матушкин и умчался в отделение.

* * *

Петю папа нашел дома. Он сидел перед ватманом и мыслил. И Кузин, и Карабас с Дуремаром были у него обведены красным маркером. Не ограничившись этим, он забрал у Кости трех солдатиков и переставлял их по чертежу как фишки.

– Этот тут. Эти двое тут. Совпадает? Нет! – Петя переставлял солдатиков дальше. – А если он внизу, а эти двое на крыше? Нет, дыру в чердаке сделал Карабас! До него в музей никто провалиться не мог!