Почему, например, никого из убийц Гейдриха не оставили в живых, чтобы они дали показания? Приказ группенфюреру СД Небе, руководившему розыскной операцией, совершенно ясно гласил, что требуются смерти, а не аресты: «Пленных не брать. Все должны быть убиты любыми способами — даже если придется нарушить неприкосновенность церкви, попытайся они найти там убежище. Сожгите церковь, если потребуется, но никому не дайте уйти».

Последнего убийцу настигли в Праге. Он сдался без сопротивления, и его — вместо того, чтобы расстрелять на месте, — привезли в Берлин. Судя по всему, убийца был полностью готов дать показания, но не получил такой возможности; он был застрелен в кабинете Небе. По официальному сообщению в газетах, это было самоубийство, и большинство людей охотно поверило напечатанному. Даже англичане приняли это на веру и сообщили по Би-би-си.

Билерт выдвинул ящик стола и взглянул на лежавший там пистолет. Из этого пистолета он застрелил последнего убийцу в кабинете Небе. Тогда он сделал это с удовольствием, думая только о мести, но теперь иногда ловил себя на мысли о том, что мог сказать этот человек, если б ему дали возможность говорить.

Едва окончилось расследование, Небе сняли с должности. После смерти Гейдриха он стал слишком самоуверенным и не в меру ретивым, поэтому, видимо, его сочли помехой. Сперва Билерт недоумевал, однако быстро сообразил своим хитрым умом, что к чему, и задался вопросом, не окажется ли он следующим в списке. Тут же подал рапорт о переводе, и его направили в Гамбург.

В порядке так называемой репрессии за убийство Гейдриха была сожжена целая деревня под Прагой, где оно произошло. Эту операцию проводила военная полиция. Прошел слух, что это дело рук СС, но на самом деле в том отряде было всего пять эсэсовцев. Ликвидация была полностью делом полиции безопасности из Лейпцига и Дрездена.

Билерт мысленно рассмеялся. Изначально предполагалось, что эту задачу выполнят войска СС, но обергруппенфюрер Бергер выступил против на том основании, что это отрицательно скажется на проведении кампании по вербовке добровольцев в Чехии и Словакии. Теоретически он, видимо, был прав. На практике же оказалось, что кампания эта получила такой удар, от которого уже не оправилась.

Идея сжечь деревню исходила от самого Гиммлера и казалась превосходной. Столь жестокая акция в таком масштабе взбудоражит весь мир. Сразу станет понятно, что это репрессия, акт возмездия против чехословацкого движения сопротивления, якобы убившего Гейдриха. И при виде такой бойни, сожжений, расстрелов и повешений за смерть одного человека люди непременно проклянут движение сопротивления за то, что оно навлекло на них такое бедствие.

Беда заключалась только в том, что британцы почти сразу же прониклись подозрением. И, не теряя времени, передали по радио свою точку зрения на это событие, в результате чего сотни добровольцев из Чехии и Словакии немедленно дезертировали и влились в движение Сопротивления, а вербовщики сразу же притихли. Да, конечно, Гейдрих был убит, но остальная часть плана прискорбно провалилась. Можно даже сказать, подумал Билерт, закрывая ящик стола, обернулась против них. Ну и поделом.

И перенес внимание на лейтенанта Ольсена, который, хмурясь, в третий раз перечитывал ордер на свой арест. Билерт откинулся на спинку кресла и довольно улыбнулся сквозь облако табачного дыма. Это была хорошая мысль — притом его собственная — давать этим интеллектуальным типам возможность ознакомиться с кой-какими фактами до начала допроса. Это выбивает их из колеи, лишает ощущения твердой почвы под ногами и развязывает им языки в попытке оправдаться. А Билерт знал по опыту, что чем больше человек говорит, тем глубже роет себе яму.

Он терпеливо ждал. Ольсен перечитывал ордер в третий раз, отчаянно стараясь не упустить ничего. Арестованные всегда так. Первый раз они пробегают ордер глазами и понимают его только наполовину; второй раз замедляют чтение настолько, чтобы понять несколько основных пунктов, хотя их разум все еще отказывается принять суровый факт ареста: но в третий раз их нервы сдают, и они становятся гораздо податливее. Поэтому Билерт откинулся на зад и выжидал, разглядывая свои холеные ногти и наслаждаясь ароматом превосходной сигары.

Лейтенант Ольсен, судя по всему, не являлся исключением из общего правила. Он читал документ мучительно медленно, все еще отказываясь верить, но с нарастающим, расходящимся из глубины существа по всему телу ужасом осознания, от которого потели ладони, а волосы липли к затылку.

«Президенту Народного трибунала.

Народный трибунал, 7. 636/43 (52/43—693)

Гамбург, 3 апреля 1943 г.

Штадтхаусбрюке 8

Гамбург 2

ОРДЕР НА АРЕСТ

Государственная чайная полиция требует интернировать лейтенанта Бернта Виктора Ольсена, в настоящее время проходящего службу в 27-м бронетанковом полку. 27-й полк расквартирован в Гамбурге в Альтонских казармах[36].

Поведение вышеупомянутого Бернта Виктора Ольсена подлежит официальному расследованию. Он обвиняется в попытке нарушения общественного порядка путем распространения паники и уныния и поощрения актов саботажа и мятежных действий. Об этом свидетельствуют следующие факты:

1) 22 января 1943 года, когда полк находился на Восточном фронте, Обвиняемый сделал сослуживцу офицеру следующее заявление:

«Думаю, Третий Рейх не просуществует и ста, тем более тысячи лет — всем уже понятно, что война, по сути дела, проиграна. Вскоре англичане и американцы вторгнутся через Италию и Балканы в Германию — а тогда Адольфу с его приятелями останется только покончить с собой, и, по мне, чем скорее, тем лучше».

2) Примерно в это же время Обвиняемый показывал одному из младших офицеров русскую листовку, подстрекающую немецких солдат дезертировать.

Совершенные преступления предусмотрены пунктами 5 и 91 статьи 1 Уголовного кодекса. Арест и предварительный допрос Обвиняемого должны быть произведены Государственной тайной полицией, Штадтхаусбрюке 8, Гамбург 2. Арест и содержание под стражей Обвиняемого могут быть обжалованы перед президентом Народного трибунала.

Доктор Миккерт Президент апелляционного суда.»

Лейтенант Ольсен дочитал документ до конца в третий раз. Положил его на стол и с отрешенным видом взглянул на Пауля Билерта.

— Что я должен говорить?

Билерт неторопливо выпустил облако сигарного дыма.

— Это вам решать, — вкрадчиво сказал он. — Я лишь провожу предварительное расследование. И не вправе указывать вам, что говорить. Однако могу дать небольшой совет. — Билерт подался вперед и ткнул сигарой в сторону Ольсена. — Имейте в виду, что мы в гестапо не дураки.

Мы всегда знаем, что делаем. Мы никогда не берем человека под арест без вполне достаточных основании — и ни когда не совершаем ошибок. Мы очень тщательно изучаем факты перед тем, как арестовать подозреваемого для проведения допроса. Поэтому в таком деле, как ваше, вы лишь навредите себе, отвергая какое-либо из обвинений — так как в конце концов скажете именно то, что мы хотим от вас услышать.