Михась принялся лихорадочно сматывать леер в бухту, оборачивая его вокруг согнутой в локте

руки.

– У тебя что, есть крюк? – почти хором воскликнули сержант Джон Паркс и Том Мэрдок – тот матрос, кинувшийся со шкафута на помощь

Михасю.

Михась не ответил, лишь мотнул головой. Он уже смотал леер и сделал на его конце скользящую затяжную петлю. Затем, раскрутив получившийся аркан над головой, он метнул его вслед отошедшей на десяток ярдов «Принцессе». Петля затянулась на резной балясине, украшавшей кормовой срез под иллюминаторами адмиральской каюты. Изумленно наблюдавшие за действиями Михася сержант и матрос радостно выругались при виде его успеха. Михась, крепко держась за конец аркана, вскочил на планширь фальшборта, приготовился прыгать. И тут же рядом с ним в конец вцепились еще две пары крепких рук.

– Мы с тобой, Майк!

Втроем они оттолкнулись от кромки борта и, пролетев несколько ярдов по воздуху, врезались в воду, попав прямо в пену кильватерной струи за кормой набиравшего ход фрегата. Они тут же принялись карабкаться по лееру на нависавший над их головами кормовой срез, опираясь ногами на перо руля.

Их маневр остался совершенно незамеченным испанцами, занятыми более важным делом.

– Огонь! – выкрикнул все тот же испанский офицер, взмахнув шпагой.

С убойно короткой дистанции, практически в упор, прогремел мощнейший залп всех орудий правого борта «Принцессы», направленный прямо в борт бригантины, превращенной в смертельную ловушку для непобедимого флагманского отряда королевской морской пехоты.

Вцепившиеся в кормовой срез трое отчаянных бойцов, оглушенные залпом, с ужасом увидели, как, резко накренившись на корму, стремительно идет ко дну испанская бригантина, унося с собой в пучину океана отряд английской флагманской морской пехоты. Через минуту «Принцесса» изменила галс, развернувшись по ветру, и место гибели товарищей скрылось из глаз Михася, Паркса и Мэрдока. Однако их ушей достиг еле слышный прощальный крик, как им показалось, сержанта Коула: «Ребята, отомстите за нас!» Голос кричавшего заглушил шум ветра, и над безмятежной гладью океана слышались теперь только скрип такелажа «Принцессы» и гортанные команды испанских моряков, управлявших захваченным ими английским флагманом.

– Парни, – звенящим от ярости голосом произнес сержант Паркс, – я понимаю, что каждый из нас сейчас стремится ринуться в бой и кромсать, душить подлого врага голыми руками. Но раз уж мы остались в живых из всего отряда…

Голос его дрогнул, он отвернулся, прижался лицом к обшивке кормы. Через минуту он вновь поднял голову, посмотрел прямо в глаза соратникам и продолжил прежним суровым и решительным тоном:

– Так вот, нас осталось только трое, но мы должны убить не десяток-другой испанцев, а всех! – выкрикнул он последнее слово.

Они висели, вцепившись в детали обшивки и леер, превращенный Михасем в аркан, скрытые под наклоном кормового среза.

– Поэтому сейчас мы не будем кидаться на врага очертя голову. Мы проберемся в трюм, за обшивку, туда, где лежат камни балласта, дождемся ночи, и начнем резать их осторожно и бесшумно, одного за другим, одного за другим, каждую ночь, хоть до самого Мадрида! И пусть они попробуют обнаружить и уничтожить нас на нашем родном корабле!

– Ты прав, Джон, – произнес Том Мэрдок столь же сурово и решительно. – Я пойду с тобой до конца. Вас осталось двое из морской пехоты, а из абордажной команды с «Посейдона» – я один. Мои ребята тоже взывают к мщению.

– Конечно, Том. Мы рассчитаемся с ними за

всех.

– Но как мы проникнем в трюм? Провисим

здесь до ночи?

– Ну, это не проблема, – горько усмехнулся Паркс. – Наши ребята бегали в самовольные отлучки на берег через секретный лаз, проделанный рядом с отверстием для штуртросов. Поднимайся

за нами.

И Паркс ловко и привычно принялся карабкаться к тому месту, где штуртросы проходят сквозь корму и соединяются с пером руля. Том двинулся за ним, один лишь Михась не тронулся с места. Сержант Паркс, заметив это, приостановился и, наклонив голову, пристально взглянул ему в лицо:

– Майк, извини, я не спросил тебя, готов ли ты биться до конца вместе с нами? Ты русский, тебе должно быть все равно: испанцы или англичане… Ты можешь дождаться ночи, украсть шлюпку и попытаться достичь ближайших островов.

– Сержант, я уверен, что вы не хотели меня обидеть. Вы делились со мной всем: боевым опытом и знаниями, часто – куском хлеба. Вы приняли меня в свою команду, в свою семью. Я добровольно встал под ваш флаг. Неужели вы думаете, что я все забуду и опозорю честь Ее Величества флагманского морского пехотинца, а тем более – честь русского дружинника, или, как у вас говорят, гвардейца? Русские в бою своих не бросают. Вы для меня – свои. Я хочу, чтобы обо мне была такая же добрая память, как о Фроле. И чтобы тех русских парней, которые придут вслед за мной, принимали так же, как меня.

– В таком случае, чего же ты ждешь? Вперед, следуй за нами!

– Сержант, русские в бою своих не бросают. Тут, на корабле, в офицерских каютах, вот за этой кормовой переборкой, осталась беззащитная английская леди, которая по-доброму принимала меня в родовом замке, аплодировала мне, когда я выигрывал состязания, восторженно хвалила в моем лице всю гвардию неведомого ей русского князя. Я не могу бросить ее на произвол испанцев, славящихся своей жестокостью. Позвольте мне попытаться ее спасти, причем немедленно.

Если у меня это получится, мы вскоре присоединимся к вам, то есть спустимся вдвоем в трюм. Если нет – то я погибну, прихватив с собой как можно больше врагов, облегчив вам задачу. Меня учили с рождения, там, в русских лесах, что честь дороже жизни. Сейчас я должен доказать, что меня учили не зря.

– Хорошо, капрал Русс, – кивнул ему сержант Паркс. – Ждем вас и леди живыми и невредимыми.

Он нажал на невидимую постороннему глазу защелку, открыл короткий фрагмент доски на кормовой обшивке и вместе с Томом исчез в образовавшемся лазе, опираясь на ведущий в чрево

корабля штуртрос.

Михась, не теряя ни минуты, ловко и проворно, как по стволу дерева или каменному утесу, принялся карабкаться по корме к иллюминатору одной из офицерских кают, которую, как ему было известно, адмирал Дрейк отвел для леди Джоаны.

Дон Эстебан, снявший свой позолоченный шлем со страусовыми перьями и передавший его адъютанту, сквозь почти рассеявшиеся клубы пушечного дыма наблюдал, как уходит под воду бригантина, превращенная им в ловушку для ненавистных английских морских пехотинцев. Он был почему-то твердо уверен, что там погибает, корчась в муках, и его личный враг – проклятый сержант Фроул Русс. После того, как корабль скрылся в пучине, на поверхности океана остались несколько англичан, цеплявшихся за жалкие обломки рангоута.