Голос. Часть 3

Уже на закате следующего дня вся троица благополучно добралась до Златославы. Как именно, парень не помнил. Набравшись посреди ночи ярких впечатлений, он так вымотался, что проспал всю дорогу, и к концу пути лишь смутно припоминал, как женщины чуть ли не пинками выталкивали его тушу с постоялого двора.

Насладиться местными красотами парню не позволили. Едва проехав мимо пары стражников, живо обсуждавших какого-то слепого монаха, их повозка свернула с просторной и освещенной главной улицы в переулочек. По словам Нэны, где-то недалеко от центральной площади держал гостиницу ее знакомый, к слову, выходец из Илинка. Недалеко — это, конечно, да, вот только знакомец ее и рядом с центром умудрился найти такое место, куда только выходцы из Илинка и пойдут по своей воле. Трехэтажная гостиная, окрашенная в темно-оранжевый, дабы не выбивалась из общей палитры города, сама по себе была ухоженной и симпатичной, однако расположилась в плохо освещенной подворотне да и в целом являлась обратной стороной жилого дома. Проще говоря — гостиница для своих, ибо случайно наткнуться на нее сложновато, нужно точно знать дорогу.

Суна, как самого выспавшегося, отправили таскать сумки наверх, пока Нэна со своим знакомым сцепились языками. Как никак, год не виделись, а времени на разговоры от силы пара недель, и те уйдут на шастанье по торговым рядам!

Сун мотнул головой и поспешил наверх — негоже подслушивать чужие разговоры, даже если там одни сплетни! Быстро разобравшись с сумками, он завалился в выделенную ему комнату. Да, он проспал весь день, но тело разваливалось, а голова гудела так, будто не знала и минутки сна. Он упал на кровать прямо в одежде, но прикрыть глаза себе не позволял, ожидая, что Ирме может понадобиться помощь с лошадью или женщины просто решат прогуляться на ночь глядя. Впрочем, стоило двери в соседнюю комнату хлопнуть, как парень, будто по команде, провалился в забытье.

В этот раз ему вновь снился скит. Но не ставшая привычной холодная, не сарай, где его часто оставляли ночевать в наказание, не бесконечные тропки двора, всегда недостаточно чистые для его наставников. Это были даже не классы, где соученики, куда более младшего возраста, поддакивая учителям, спешили сообщить, что ему здесь не место. Такие сны он часто видел, когда только покинул Редайнию. Этот же был иным.

Он стоял в ночи посреди часовни. Впереди, под фреской с изображением Ксенона, высеребренная лунным светом стояла статуя Мессии. Человеческая фигура, одетая в рясу и сжимавшая в руках Рактаас. И пусть скульптор отчаянно пытался это скрыть, спрятав лицо за тенью каменного капюшона, этот образ принадлежал Акари. Сун так часто стоял перед статуей на коленях во время утренних и вечерних молитв, что успел изучить каждую искусно высеченную черточку. В голове четко всплыли образы с испытания. Даже спустя время Сун так и не понял, был ли тот Акари настоящим призраком или же частью иллюзии.

Вырвавшись из пучины воспоминаний, Сун сообразил, что он не один. Перед самой статуей спиной к Суну стоял человек, облаченный в такие же, как у изваяния, одежды. Сун не мог видеть его лица или фигуры, только посох в руке выдавал в нем Мессию. Сам того не ожидая, Сун рванулся вперед. Он схватил Мессию за плечо и резко развернул к себе лицом, мгновенно оторопев. Из-под капюшона на него смотрел не Акари, а черные зеркала глаз, темными провалами видневшиеся на смутном незнакомом лике.

— Ну как? Нравится тебе на моем месте?

Сун мигом подскочил в кровати. От распахнувшегося окна тянуло холодом, и все его тело мелко дрожало.

Этот сон… Что бы он мог значить?

Ступив босыми ногами на остывший пол, Сун подошел к окну и бездумно посмотрел на улицу. Похоже, визит в старую мастерскую всколыхнул в нем дурные воспоминания, не нашедшие воплощения лучше, чем незадачливый вор. А быть может, чувство вины у него было не только перед Нэной…

Глупость какая! Этот вор сам выбрал свою судьбу. Никто его в храм не толкал.

Возможно, сон был каким-то предзнаменованием, но эту мысль Сун отмел быстрее предыдущей, едва не засмеявшись в голос.

— Конечно! Ты же тот еще провидец! Даже погадать не смог бы, — тихо хихикнул он и запер окно.

Наверняка, он просто замерз, вот тело и попыталось его разбудить. Да, именно так!

С этой мыслью он улегся обратно в кровать, но уснуть уже не мог. С тревожными мыслями он проворочался большую часть ночи и заснул лишь к рассвету. И даже в миг, когда его позвали на завтрак, он смог заставить себя разлепить веки и проспал до самого прихода Нэны, которой нужна была помощь с первыми закупками.

Официально ярмарка открывалась только после обеда, однако для Нэны и ее особых договоренностей многие торговцы любезно открывали двери своих лавок чуточку раньше, позволяя старой знакомой отовариться без очередей. Задача Суна здесь была проста и понятна — таскаться за женщиной в качестве живой телеги, ибо телега настоящая, присматривать за которой любезно осталась Ирма, между рядами временных прилавков проехать не могла. Так что после позднего завтрака Сун, грустный и невыспавшийся, выкатился на полупустые улочки Златославы.

Он неохотно перебирал ногами, не отрыва взгляда от мостовой, следуя за Нэной от одного магазинчика к другому, и даже не особо понимал, в какой момент врученные ему утром корзины успели стать такими тяжелыми. И если ранним утром Нэну все устраивало, то к обеду без шуток и разговоров стало скучно, а удрученное выражение лица мальчишки лишь сильнее навевало тоску.

— Наклони голову немного ниже и сможешь носом вспахать землю! — усмехнулась Нэна, немного замедляясь, чтобы Сун мог поравняться с ней. Парень поднял на нее удивленный взгляд. — Ты чего такой унылый? Нездоровится?

— Все в порядке, — Сун покачал головой. — Просто плохо спал этой ночью.

— Так и взбодрись, раз все в порядке! — улыбнулась женщина, хлопнув Суна по спине так, что он невольно вздрогнул. — Мы, вероятно, в самом красивом городе мира, мальчик мой! Просто оглянись! — она приобняла его за плечи и обвела рукой пространство перед собой.

В лучах полуденного солнца город сиял. На черепичных крышах сновали пятна света, игривые лучики, отраженные окнами и водосточными трубами. Большой фонтан на входе в восхитительно золотистый сквер переливался всеми цветами радуги. Дома бесчисленных оттенков желтого, оранжевого и красного, как прелестнейшие игрушки, стояли вдоль мощенных дорог. При взгляде на них можно было подумать, что в городе поселилась вечная осень. Торговые ряды уже заполонили пестро одетые