Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Темное место, которое наводило на нее ужас, обрывалось не спуском в морг – холодный, мрачный подвал, куда привозят усопших, место, страшное для живых, но безразличное мертвым. Коридор, по которому мчалась ее измученная, неприкаянная душа, приводил в черную пропасть, где обретают окончательное пристанище.
Черные стражи поджидают. Обрекают. Препровождают души в мир мертвых. Она знала: ее место давно уже там, и посланники-призраки звали, хватали за руки, тащили за собой. Но невыносимо было даже думать о том, чтобы оказаться в бездне, среди них…
Пока стражам не удавалось добраться до нее.
Правда, все чаще закрадывалась мысль: что, если все наоборот? Что, если это ей не удавалось приблизиться к ним, потому что она повисла, как муха в паутине, застряла между мирами?
Однако теперь картина изменилась. Темных фигур стражей не было. На площадке перед обрывом – только они с отцом.
– Я уже умер? – спросил он. – Мы в аду?
– Не волнуйся, скоро там окажешься.
– Дочка…
– Кстати, о твоей любимой дочке. Я и думать не могла о такой удаче…
* * *
Юрий увидел, как нож в ее руке прижался к его боку. Нажатие, один удар – и он войдет в печень. Случится непоправимое! Почему Михаил Сергеевич не пытается сопротивляться, ведь девушка хрупкая и худенькая! Перехватить ее руку, отвести в сторону…
– Как же я ждала этой возможности! Но и думать не могла о такой удаче: драгоценный папочка вместе со мной отправится к праотцам, а любимая сестрица – в тюрьму за отцеубийство.
– Где сейчас Магда? – спросил он.
– Испугалась и ушла, спряталась, спит… Не знаю и знать не желаю! Мне надоело быть ее тенью.
– Магда ни в чем перед тобой не виновата. Она даже не знала, что ты есть на свете!
– Может, и так. Значит, придется ей ответить за тебя.
– Думаешь, сумеешь убить человека?
– Сейчас узнаешь.
– Ты так сильно меня ненавидишь?
Ярость полыхнула, как огненная вспышка, исказила, оплавила красивые черты.
– Ты ничтожный человек и никчемный отец! Ты прожил жалкую жизнь, я тебя презираю!
– Обвинить в неудачах другого – позиция удобная, но тупиковая. Пойми же: что, если бы я вправду умер, как тебе говорила Нана? Кто тогда был бы причиной твоих бед?
Зачем он злит ее, зачем провоцирует, думал Юрий.
– Перед кем ты пытаешься оправдаться? – крикнула она. – Думаешь, если обвинишь меня, то сам станешь беленьким и чистеньким? И я пощажу тебя?
– Я не думаю о себе. Хочешь верь, хочешь нет. Я думаю о вас. Не могу допустить, чтобы ты взяла на душу грех. Не хочу, чтобы Магда страдала.
* * *
В черном коридоре не было воздуха, но был ветер. Заворачивающийся воронкой, сбивающий с ног, он усиливался, и ей казалось, что он вот-вот поднимет их на свои крылья и унесет в пропасть.
Но отца, казалось, это не волновало. Страх, который она прежде чувствовала в нем, исчез. На смену ему пришло что-то другое. Она не могла понять что.
– Я думаю о вас. Не могу допустить, чтобы ты взяла на душу грех. Не хочу, чтобы Магда страдала.
– Поздно вспомнил.
– Ты права. Время упущено. Ошибки совершены. Но все-таки не слишком поздно, чтобы попытаться исправить хотя бы некоторые из них.
– Этот дешевый спектакль никого не разжалобит. Собираешься убеждать меня, будто я сама вырыла себе яму? Могилу, если быть точной. Что я шантажистка и неудачница?
– Я говорю о своих ошибках, Лера. Принцип бумеранга сработал, все вернулось: я предал Магдану, Оксана предала меня. Все правильно. И просить мне у Бога нечего – нет у меня такого права. Но если погибнете вы с Магдой – вот это уже будет несправедливо.
Она нахмурилась и хотела ответить что-то, но он попросил:
– Не нужно, Лера, не перебивай. Выслушай меня. Моя главная вина не в том, что я не дал тебе денег. Не в том, что был легкомысленным идиотом, сломал жизнь Магданы, распоряжался ею в угоду сиюминутных амбиций. Даже не в том, что бросил тебя на попечение тетки. Все куда хуже. Я прожил жизнь трусом и лжецом. Отгораживался от своих поступков, искал удобных объяснений, думал о своем комфорте, о том, как выгляжу в глазах других. Ты сказала, я прожил жалкую жизнь, и была права. Но это не означает, что и смерть моя должна быть жалкой.
Говоря это, он сделал шаг, потом еще один.
* * *
Юрий увидел, как Михаил Сергеевич взял Леру за руку, в которой она сжимала свое оружие. Она не сопротивлялась, смотрела на него во все глаза, и это был взгляд обиженного ребенка, которого родители наконец-то пожалели.
– Это не означает, что и смерть моя должна быть жалкой. Я понял: ты не можешь уйти спокойно, пока твои обидчики не наказаны. Прошу тебя, давай выведем Магду с линии огня. Если она в чем и повинна, так только в том, что плохо водит машину.
– Замолчи. Прекрати.
– Я уверен, ты и сама все понимаешь. Это касается только нас с тобой.
– Не заговаривай мне зубы.
Отец приблизился к Лере вплотную.
– Ты не знаешь, как быть дальше. Думала, надо проучить…
– Все я знаю! Ты и маленькая дрянь должны получить по заслугам.
– Девочка моя, ты ошибаешься. Злость разрушительна, а карать может только Бог. И он наказывает, уверяю тебя.
– Ты трясешься за свою жизнь, вот и несешь эту пафосную чушь.
Он негромко засмеялся.
– От моей жизни остались одни руины – за что мне держаться? Я не боюсь смерти, как боялась ее ты. Я лишь хочу найти выход из тупика, в который сам себя загнал. Хочу, чтобы ты простила меня.
Отец привлек Леру к себе. Она дернулась, словно ее ударило током, но не сопротивлялась. Возможно, от неожиданности. Отец обнял ее, и она не отстранилась.
Нож выпал из ее руки.
* * *
Зачем он обнял ее? Зачем говорит эти слова – запоздалая любовь ранит сильнее, чем равнодушие. Но что-то внутри нее дрожало и рассыпалось на части. Так хотелось поверить ему, так хотелось!
Лера устала блуждать по черному коридору, устала бояться темных стражей у входа в Вечность и выходцев с той стороны, которых называла посланниками-призраками. Она хотела остаться, потому что всегда считала: Вечность – это пустота, бесконечное, пронзительное, мертвенное Ничто, которым все заканчивается.
Но со временем, не смея признаться себе в этом, стала догадываться, что Вечность – это не конец. Это начало. Прощение, покой и мудрость. Только для нее Она теперь недоступна.