в ее спину не впечатался. Ожидал возмущенное: «не прикасайся!», но та лишь провернулась и оценивающе посмотрела, не вру ли?

Действительно деньги, как и во времена Тита, сразу отбивали все неприятные ароматы от того, кто их мог дать, или отключали обоняние у берущего.

— Только ты не шутишь случаем?

— Какие могут быть шутки?! Все серьезно! — наигранно возмутился я, и даже для внушительности головой отрицательно помотал. — А как умерли-то ваши постояльцы? В моей комнате, например? Если расскажешь подробно, то получишь ровно сто марок, — пинком отправил жабу в тот угол, из которого она выбралась.

Сдохнет ведь, падла, вместе со мной, точно сдохнет, но нет — «денег жаль»! Мало их, так мало — плакать хотелось. Назидательно мысленно произнес: жадность — грех!

— Эт я могу! — с победным довольствием улыбнулась Манька. Еще бы, оказалось, дело-то простое, знай себе языком мели.

Из сбивчивой, я бы сказал, скачущей блохой под ЛСД с одного на другое речи провожатой, удалось вычленить следующее. Троих умерших обнаружили в душевой комнате, причину смерти никто не устанавливал. Точнее, следственные мероприятия не проводились. О них деваха сообщила много интересного, часто не укладывающегося в голове. Например, существовали некроманты, возвращающие к подобию жизни жертву, от которой узнавали подноготную: кто убил, зачем и почему. Имелись всякие колдуны и медиумы, нюхачи и другие деятели, устанавливающие истину. Но работали все за деньги.

— И кто ж на них раскошеливаться-то будет? Тот же Яков-Могильщик меньше чем за сто тысяч из дома не выходит! — посмотрела деваха на меня после вопроса, «а почему их не привлекали», с таким видом, будто хотела измерить температуру. — Там ведь сразу все понятно — сбой магоинтерфейса! Много таких случаев, много… Запомнился один. Здоровенный мужик поступил к нам, на медведя был чем-то похож, красивый такой… Во сне преставился. Пришел, как ты уставший, прилег на кровать. И все. Через два часа нашли. Я нашла. Лежит, как живой, полеживает, только не дышит, сердешный. Не сразу поняла, будить пыталась. А потом пульс пощупала… Готов! Тоже сбой. Не знаю, какие они были люди, да и никто, наверное, не знал. Ведь еще даже в экстерналку не выбирались, себя не показали. Перед первым выходом схлопнулись. Мы пришли!

Многое, многое удалось выяснить.

Если девица, конечно, лапшу на уши не вешала. Могла? Да, легко. Сейчас про себя хохотала, как она очередного доморощенного остряка урезонила. После ее «политинформации», тот теперь спать спокойно не сможет и начнет подпрыгивать от каждого шороха. Денежка еще капнет. Лошара!

Плохо? Для новичка — однозначно «да». Для Маньки — «нет». Образ же наивной дурочки помогал в таких вопросах — никто всерьез не воспринимал, соответственно, обращал внимания столько же, сколько на мебель. Итоги, та же сотня в кармане, а еще можно подслушать нечто важное. Как вариант, как вариант…

Но, если все же она сказала правду, то возникала следующая ситуация. Чаще всего «сбои» со смертельным исходом случались у тех, кто не успел выйти за пределы Купола. То есть, у самых-самых зеленых новичков. Наставники нередко в рейд уходили без них, а затем обнаруживали мертвецов. О каком-то злодействе вроде бы речи не шло. Вещи в сундуках оказывались нетронутыми. Но особых ценностей там и не имелось. Кристалл? Так он через полчаса исчезал из нашей реальности… А не они ли имели высшую ценность? И какую роль в этом играл выход в экстерналку? Вопросы, вопросы. Пока без ответа. Главное, я по всем параметрам вписывался в категорию «жертвы».

Задав несколько уточняющих вопросов, без всякого сожаления расстался с обещанной суммой. Манька, до сего момента выглядела настороженной и на лице написана одна мысль: «а не обманет ли?», после получения денег расслабилась, заулыбалась.

И, вручив обыкновенный ключ, отворила передо мной вполне себе стандартную гостиничную дверь, отделанную шпоном под светлый орех с круглой ручкой. Только под ним оказался, не как я предполагал, пластик, а сталь. Присутствовала мощная задвижка изнутри.

— Специально, если в мертвяка перекинешься, то выйти не сможешь. Они ведь туупыыые, — прокомментировала деваха.

Я оказался на пороге почти квадратного помещения приблизительно пять метров в длину и четыре в ширину. Высокий потолок, под которым горела магическая лампа. Включалась она, как обычная, электрическая.

— Комната твоя больше по размерам, чем у других новичков-бесплатников, так как угловая. И окна целых два!

— Не царские это палаты, не царские, — произнес тихо, не ответив на последовавший вопрос от Маньки: «что ты сказал?».

Но я кривил душой. В принципе обстановка, мне понравилась. Даже уютно. Если не воспоминать о четверых мертвецах и возможной отправке на тот свет вслед за ними.

В противоположной стене слева длинное и узкое окно практически под самым потолком. На нем решетка на петлях, жалюзи вместо штор. Такое же точно располагалось перпендикулярно.

В этом же углу нашел свое место обычный вполне земной письменный стол с двумя тумбочками и шестью выдвижными ящиками. Над ним книжная полка, практически до самого потолка. Здесь и лежала пресловутая «Памятка Постояльца» — брошюра страниц на тридцать. Имелся и офисный стул без подлокотников. Учитывая светлые обои с невнятным узором — никаких особых различий с дизайном земных помещений подобного толка не наблюдалось. Хотя… Стойка под оружие за большим шкафом, крестовина под доспехи не вписывались в обстановку современности и хай-тека.

Практически по центру комнаты, у левой стены, чугунная печка на вычурных ножках с прозрачной дверцей и с круглой трубой, колено которой почти под потолком уходило в стену. Рядом с очагом специальная подставка под дрова, с двумя десятками небольших поленьев, сложенных аккуратно. Над ними на стене висела кочерга и лопатка.

Часть жизненного пространства была отдана на откуп закутку с санузлом, что располагался в противоположном от входа правом углу. Внутрь вела купейная дверь со стороны стола. Обстановка уборной — замечательная. Небольшая душевая кабина, крохотная раковина с зеркалом и полкой над ним, унитаз. Несколько пустых крючков под полотенца. И даже мыла не имелось. Права была Саманта, говоря о таких неудобствах. Несмотря на то, что с непривычки разворачиваться приходилось с трудом, все равно радовался — отдельное, не общее. Всю глубину поймет тот,