концерт для фортепиано, который я, впрочем, не выдаю за один из лучших, равно как и другой концерт, который появится здесь у Молло (к сведению лейпцигских рецензентов). Лучшие же произведения приберегу, пока лично совершу поездку. Тем не менее выколачивание двух упомянутых концертов не заставит вас краснеть;

4) большую Sonate solo для фортепиано.

Это все, что в настоящую минуту в состоянии я прислать; несколько позже можете получить квинтет для струнных инструментов; быть может, также несколько квартетов и еще другие пьесы, которых не имею теперь при себе. Когда будете мне отвечать, то можете сами назначить и цены, а так как вы не еврей и не итальянец, и я, в свою очередь, не принадлежу к этим нациям, то уж мы сойдемся. Прощайте, дорогой собрат, и примите уверение в уважении

вашего собрата Л. в. Бетховена.

Вена, 15 (или что-то в этом роде) января 1801 г.

Любезнейший собрат и друг, письмо ваше прочел я с большим удовольствием. Сердечно благодарен вам за доброе слово обо мне и о моих произведениях; надеюсь чаще удостаиваться такого отзыва. Прошу вас передать также г-ну К. мою глубокую благодарность за его внимание и дружеское отношение. Затеи ваши меня также радуют, и если произведения искусства могут принести доход, то я желал бы, чтобы этим пользовались скорее истинные художники, чем простые торгаши.

Желание ваше издать сочинения Себастьяна Баха доставило мне несказанную радость; высокое и великое искусство этого праотца гармонии вызывает во мне сердечное волнение, и я желал бы поскорее видеть осуществление вашего предприятия. Надеюсь, как только получим радостную весть о прекращении войны, сколько-нибудь помочь вам, собрав здесь подписчиков. Что касается наших дел, то, согласно выраженному вами желанию, я готов служить вам. На этот раз предлагаю вам следующие вещи: септет (о котором я уже писал вам) – 20 дукатов, симфония – 20 дук., концерт – 10 дук., большую сонату: аллегро, адажио, менуэт, рондо – 20 дук.; соната эта, любезнейший господин собрат, очень удачная! Теперь нам необходимо объясниться. Вас, может быть, удивляет, что я не делаю никакой разницы между сонатой, септетом и симфонией. Но дело в том, что септет или симфония не находят такого большого сбыта, как соната, хотя симфония, бесспорно, имеет более значения (NB. Септет состоит из коротенького вступительного адажио; затем следует аллегро, адажио, менуэт, анданте с вариациями, менуэт, опять коротенькое вступительное адажио и – засим – престо). Концерт ценю я только в 10 дук., ибо, как я уже упомянул, не считаю его одним из лучших. Не думаю, чтобы цены эти, в общем, показались вам чрезмерными. По крайней мере я старался, насколько возможно, умерить их для вас. Что касается перевода денег, то, так как вы предоставляете это моему усмотрению, можете его направить чрез Геймюллера или Шюллера. Вся сумма за все четыре сочинения составит, таким образом, 70 дукатов; других монет, кроме венских дукатов, я не понимаю; поэтому сколько это составляет ваших золотых талеров, меня совершенно не касается, тем более что я, признаться, весьма плохой коммерсант и такой же плохой счетчик.

Таким образом, считаю поконченным это тягостное дело. Называю я его так потому, что мне хотелось бы, чтобы повсюду был принят совершенно иной порядок. Следовало бы иметь на весь мир только один магазин искусства, в который всякий автор относил бы свои произведения и получал бы там то, что ему нужно. Ныне же приходится еще быть отчасти торгашом. И как к этому приноровиться, ах, Господи! – Вот это-то называю я тягостным! – Что касается лейпцигских быков, так пусть себе болтают; они своей болтовней, наверное, так же никого не обессмертят, как и не лишат бессмертия того, кому оно предназначено Аполлоном. Да хранит Бог вас и близких вам.

С некоторых пор чувствую себя скверно, так что мне трудновато писать ноты, а гораздо легче – буквы. Надеюсь, еще часто придется уверять друг друга в вашей ко мне дружбе и в искренности

вашего собрата и друга Л. в. Бетховена.

В ожидании скорого ответа – прощайте.

Вена, 22-го апреля 1801 г.

Вы имеете немалое основание быть мною недовольным. Извинение мое заключается в том, что я был болен и, вдобавок, слишком занят, так что не мог даже вспомнить о том, что следовало вам послать. К тому же, единственное, быть может, что есть во мне гениального, заключается в том, что вещи мои не всегда находятся в порядке, и что только я сам могу в них разобраться. Так, например, фортепианная партия концерта в партитуре мною, по привычке, не помещена, и я сделал это только теперь; вследствие такой поспешности вы получите ее написанною моим собственным, не особенно разборчивым почерком.

Для того, чтобы сочинения, по возможности, шли в должном порядке, следует:

Соло-сонату пометить – ор. 22,

Симфонию – ор. 21,

Септет – ор. 20,

Концерт – ор.19.

Заглавия же вскорости вам вышлю.

На издание произведений Иоганна Себастьяна Баха запишите меня подписчиком, а также князя Лихновского. Переложение сонат Моцарта на квартеты сделает вам честь и, наверное, принесет прибыль. Желал бы оказать в этом деле побольше содействия, но я человек беспорядочный и, несмотря на лучшие намерения, все забываю; однако я уже говорил об этом кое-где и встретил всеобщие симпатии. Было бы прекрасно, если бы вы, господин собрат, при издании септета аранжировали его также для флейты, например в виде квинтета; таким образом оказана была бы услуга любителям флейты, которые меня уже просили об этом и, подобно насекомым, начали бы кишеть вокруг него и питаться им. О себе могу еще сказать, что написал балет, в котором, однако, балетмейстер, со своей стороны, не особенно отличился. Барон фон Лихтенштейн также одарил нас произведением, совершенно не соответствующим отзывам, почерпнутым нами из газет о его гении. Это опять может служить подтверждением правильности газетных отзывов. По-видимому, барон избрал себе г-на Мюллера идеалом для шутовской роли в театре марионеток, но даже до него не в силах возвыситься. – И при таких славных обстоятельствах должны здесь мы, несчастные, прозябать. – Поспешите же, любезный собрат, поскорее познакомить свет с этими произведениями и сообщите вскорости: не потерял ли я своими промахами вашего доверия на будущее время. Вашему сотоварищу Кюнелю всего лучшего. Впредь все будет высылаться исправно и быстро. Засим будьте здоровы и любите вашего друга и собрата Бетховена.

Вена, июнь 1801 г.

Меня, право, немного удивило то, что, по вашему поручению, было передано мне здешним вашим поверенным; я готов прийти в негодование при мысли, что вы