— Все это очень бы понравилось Анне, — заметил я.

— Они оживляют выставку, не правда ли?

— Мне все это на самом деле нравится, — признался я.

Последняя работа мистера Девона на выставке представляла собой большой аквариум с различными предметами внутри, такими как бокал для вина, курительная трубка, старые баночки из-под специй необычной формы, пробки. Все это висело в каком-то прозрачном, застывшем растворе, которым наполнили аквариум. На поверхности «плавали» куски газет, карты и разорванные открытки. Все это называлось «Лисидас»[35].

— В конце концов, я могу решить не продавать эту вещь, — заявил мистер Девон. — Я слишком к ней привязался, чтобы ее отдать.

Мистер Девон сказал, что ему нужно какое-то время побыть в зале, поэтому предложил мне погулять по городу. Я как раз собирался сделать это. Но вначале я хотел посмотреть кинофильм, который шел в малом зале, поэтому дождался следующего сеанса. Он назывался «Сквозь оконный вентилятор глазами ребенка». Кино снимали, словно глазами ребенка из колыбели. Камера медленно двигалась взад и вперед, показывала вентилятор в окне. Сквозь лопасти можно было рассмотреть покрытие листьями ветки дерева, которые на ветру касались окна. Я сидел в кресле и через несколько минут заснул.

Когда я проснулся, то не сразу понял, где нахожусь и сколько времени. Ребенок все еще качался в колыбели, лопасти вентилятора едва двигались, ветки дерева бились об окно. Я не знал, продолжается ли кино, или его крутят снова. Я встал, чтобы уйти и забрать пальто. Зайдя в основной зал, я увидел мистера Девона. Он стоял у лестницы, прислонившись к стене, и с напряженным видом держал у своей груди руку какой-то женщины, и что-то писал у нее на ладони. Вначале я подумал, что это Клер. У нее были такие же прямые черные волосы, и она носила такое же длинное черное пальто. Женщина начала смеяться, отвернулась от мистера Девона, я увидел ее лицо и понял, что это не Клер. Однако она была примерно такого же возраста — может, чуть старше.

Я попытался быстро изменить направление и отойти от них, но было слишком поздно. Мистер Девон меня заметил и тут же направился ко мне.

— Ты уже вернулся? — спросил он.

— Я и не уходил, — ответил я. — Я заснул, пока смотрел кино.

— Все от него засыпают, — мистер Девон посмотрел на часы. — Ты голоден? Давай перекусим.

Он забрал нашу верхнюю одежду, и мы прошли несколько кварталов к бару.

Мистер Девон, похоже, даже не задумался перед тем, чтобы позвать меня с собой, а я сам ничего не сказал. Я впервые попал в бар. Он меня разочаровал. Там было мрачно, за несколькими столами сидели группы людей, а вдоль длинной деревянной барной стойки в ряд устроились мужчины. Они склонялись над своими стаканами и смотрели по телевизору баскетбол. Телевизоры стояли в каждом углу. Мы устроились в кабинке в дальней части, и мистер Девон выбрал такое место, с которого была видна улица.

–,Вы не будете возражать, если я закажу пиво? — спросил я.

— Если его подадут, то можешь пить, — ответил мистер Девон. — Просто знай, что пьяного я тебя домой не повезу, и если тебе после пива станет плохо, то тоже не повезу.

Мы съели по гамбургеру и порции картофеля-фри. И то, и другое подавали на отдельных маленьких бумажных тарелочках. Я выпил две кружки пива. Мистер Девон пропустил пять или шесть коктейлей — водка с тоником. Мы едва успели на поезд.

* * *

Уже стемнело, когда поезд отошел от города. Внутри вагон освещался белым светом ламп, подобных больничным. Мне хотелось бы выключить этот свет, и смотреть в ночь за окнами поезда. Старое кресло пахло, словно кровать в больнице, после того, как хлоркой попытались отбить запах мочи. Весь поезд напоминал госпиталь на колесах. В нем было тихо и стерильно. Мистер Девон снова сидел напротив меня. Казалось, он нервничал и был возбужден. Он скрещивал руки на груди, потом клал их на колени, то и дело переставлял ноги, безуспешно пытаясь найти удобное положение. Он недовольно выпятил вперед нижнюю губу, бросил взгляд на меня и увидел, что я за ним наблюдаю.

— Ты хорошо провел день?

— Да, — кивнул я. — Спасибо за то, что взяли меня с собой.

— А что тебе больше всего понравилось?

— Ваши работы. Больше всего мне понравился аквариум.

Мы говорили о том же самом в баре, теперь разговор повторялся.

— Эта работа называется «Лисидас», — объявил он. — А что ты думаешь о фотографиях?

— Тревожные. Вызывают беспокойство, — сказал я. — Я собираюсь посмотреть фильм, про который вы говорили.

Он быстро кивнул.

— Я скажу тебе кое-что, что почти никому не говорил. Я рассказывал тебе про мою девушку и про пожар. Но я тебе не сказал, что по официальному отчету пожар был не случаен.

— Я не понимаю.

— Я знаю, что не понимаешь, — заявил мистер Девон. — Именно поэтому я тебе это и говорю. Имелись доказательства, что пожар начался не из-за того, что она заснула с зажженной сигаретой на кушетке, а что дом специально подожгли спичкой. Представь, что я чувствовал, когда узнал про это. Ведь я сам спал наверху.

— А вы понимаете, почему она могла такое сделать?

— Никогда не знаешь, что люди думают на самом деле, — сказал он. — Я пытаюсь говорить себе, что это не имеет значения, что разницы никакой. Я не даю тебе советов, но, тем не менее, это не такой уж и плохой совет.

— А как вы считаете, рай есть? И все остальное?

— Я думаю, что об этом следует спрашивать не меня, — ответил мистер Девон. — Но не думаю, что у нас тут все заканчивается. Мне кажется, что люди, в особенности те, кто для тебя важны, никогда не уходят. И я имею в виду не только воспоминания, а то, что эти люди остаются с тобой и в физическом смысле. Ты можешь посчитать меня сумасшедшим, но за тем, что я говорю, стоит наука. Есть физический закон, в соответствии с которым энергию нельзя создать и нельзя уничтожить. Она только меняет форму. То, что человеческое тело содержит энергию, — биологический факт. Мы — это практически ходячие пробирки с химикатами, которые действуют сами по себе, воздействуют и реагируют друг на друга, выпускают энергию, содержащуюся в нас. А после смерти, хотя физическое тело может и исчезнуть, энергия-то должна куда-то деваться. Должна. Ее нельзя уничтожить, так куда же она уходит? Вот тут мы отступаем от науки, но всего на шаг.

Он неотрывно смотрел на меня, его глаза не отпускали мои. Говорил он ровным, тихим голосом. Это гипнотизировало.

— А теперь смотри, — продолжил мистер Девон. — Есть волны. Есть частоты. Есть свет и звук, но мы способны уловить лишь малый процент излучений и звуков. Большую часть спектра мы не видим, большую часть диапазона не слышим. Нам приходится использовать специальные инструменты, чтобы увидеть излучение и услышать звуки, которые нам недоступны при обычных условиях. Периодическая система элементов — это еще один спектр, в котором элементы выстроены в определенном порядке, от водорода с одним протоном до лоуренсия со 103 протонами. В конце спектра находятся элементы с множеством протонов, которые до недавнего времени никто не видел. Некоторые элементы и сейчас можно видеть лишь короткое время и только в лабораторных условиях. Также есть атомные частицы, о существовании которых мы теперь знаем. Но двадцать лет назад их никто еще не видел, а сто лет назад — и не догадывался об их существовании. Все это правда. Это аспекты нашей фундаментальной Вселенной, с которыми мы можем столкнуться только на очень короткие периоды времени, при весьма специфических обстоятельствах, или увидеть только при помощи специальных инструментов. Никто этого не отрицает. Тогда почему то же самое нельзя сказать про нас самих? Почему наша энергия не может изменять частоту, переходить на другую частоту? На другую волну диапазона? Почему мы не можем продолжать существование в пространстве физического мира, которое еще не видели и не измерили, или с которым можно столкнуться лишь на короткое мгновение и при особых обстоятельствах, хотя оно и существует все время? Если смотреть па пропеллер, когда самолетный двигатель выключен, то лопасти винта выглядят идеально ровными. Но когда включается двигатель, винт фактически исчезает. Есть множество вещей, существующих в этом мире, которые мы не в состоянии увидеть, которые не можем услышать. Вокруг нас существуют целые миры, с которыми мы никогда не сталкиваемся. Почему же так трудно поверить, что это же самое относится и к нам самим? Что-то из этого имеет смысл для тебя?