Капитан Уилер отложил рапорт, откинулся на стуле и глянул в окно. После долгого молчания вновь посмотрел на нее и сказал:

– Я знаю военные законы, и по всем правилам следовало бы вывести вас за ухо вон. – Он вздохнул. – Но, думаю, любой, кто в силах заставить этого гнилого сучонка Миллера накласть в штаны, заслуживает второй попытки, так что вам никаких полетов две недели – или покуда не выпрем отсюда Миллера. Но если вы еще раз устроите что-то подобное – выгоню. И прослежу лично, чтобы вы больше ни разу в жизни не взлетели ни на одном самолете. Ясно?

– Так точно, сэр.

– А теперь убирайтесь.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр.

– И, Юрдабралински…

– Слушаю, сэр?

– Билли привет передавайте.

Она поняла, почему Миллер не вышел из самолета. Ей потом рассказали, что он заставил механика отбуксировать самолет к другому ангару и велел всем выйти. Но молва-то пошла. А механик тот был Элрой Лиферз. Что же до Фрици, то она и не знала, как сильно ей нравилось быть «осой», пока быть ею она чуть было не перестала.

Крылатая Ника делала укладку в салоне красоты «Разз-чешем», и тут заявилась ее подруга Пёрл Джефф – искала ее. Пёрл только что услыхала от подруги нечто, требующее немедленного доклада Ленор.

Полчаса спустя Ленор вломилась к Сьюки и ворвалась в кухню. Сьюки обедала.

– Мне надо потолковать с тобой, барышня, – не сходя с места. Я поражена полным отсутствием у тебя скромности. Ты забыла, что ты замужняя женщина?

Сьюки вытаращила глаза:

– Что?

– То-то я удивлялась, что тебя вечно нет дома последнее время и никак до тебя не дозвонишься, но теперь мне все ясно.

– Что?

– Сама знаешь что. До меня только что дошли слухи о том, что происходит у тебя с доктором Шапиро, и я желаю положить конец этой чепухе.

– Но, мама…

– Никаких «но, мама». Да самая мысль, что у тебя… что бы то ни было… позорна. Эрл Пул-младший – чуть ли не милейший человек из всех, кого я знала в жизни, а ты с ним вот так?

– Как? О чем ты вообще говоришь?

– Все знают, что вы встречаетесь в городе средь бела дня. Я просто не позволю тебе так обходиться с Эрлом. Он был исключительным мужем и отцом. Уповаю лишь на то, что не опоздала и он ничего не знает. Не забывай: не для тебя одной эта роза цвела, и с его внешностью он мог бы выбрать любую женщину, а потому я бы тебе советовала убить это вот, что у вас там, в зародыше, пока ты не проснулась разведенкой.

Сьюки совершенно оторопела:

– Я ушам своим не верю. Во-первых, это неправда. Не вожу я никакие шашни, и у меня в голове не помещается, как ты могла такое обо мне подумать. А во-вторых, мне казалось, что Эрл тебе не нравится.

– С чего это? Эрл мне всегда нравился, и тебе это известно. А если это неправда, зачем ты встречаешься с этим человеком? Мне это кажется вполне подозрительным. По вафлям никто так с ума не сходит!

– Ладно, мама, раз ты настаиваешь – да, я встречаюсь с доктором Шапиро в городе. И знаешь почему? Потому что я – его пациент и пыталась сохранить это в тайне, чтобы не позорить тебя или, боже сохрани, не опорочить бесценное имя Симмонзов, хотя двое из них прямо сейчас кукуют в дурке.

Ленор посмотрела на нее потрясенно:

– Сьюки, «Милый холм» – не дурка. Их там просто лечат от нервного расстройства. Зачем ты говоришь такое?

– Хорошо, мама, будь по-твоему. Как обычно.

– Да и вообще, зачем тебе психиатр? Это Марвэлин тебе идею подкинула?

– Нет. Не сомневаюсь, тебе трудно это представить, но у меня, знаешь ли, иногда возникают и свои.

– Это попросту глупость, и ты должна ее прекратить сейчас же. Ты меня слышишь, барышня?

– Мама, ты понимаешь, что я взрослая женщина?

– Мне плевать, какая ты взрослая. Ты моя дочь, и я не позволю тебе оскандаливаться.

Сьюки умолкла. Она пыталась решить, вывалить все немедленно или… нет.

– Хорошо, мама.

– Так-то лучше. Остается надеяться, что Эрл ничего не узнает. Бедняге и без того приходится непросто – возиться целый день со всеми этими зубами, не хватало еще твоих глупостей при всем народе.

– Да, мама.

– Так, ну, с этим разобрались… Выпью кофе.

Ленор уселась и уставилась на Сьюки, пока та варила ей кофе, а затем сказала:

– Вынуждена сказать, Сьюки, что меня очень беспокоит твое поведение. Этот врач давал тебе таблетки?

– Нет, мама.

– Хм-м-м… ну… что-то с тобой не так. Может, он тебя гипнотизировал, а ты и не в курсе. Вечно ты неправильно друзей выбираешь. Я всегда говорила: предложи тебе Марвэлин прыгнуть с крыши, ты б за ней следом и прыгнула. Ты же помнишь, как она тебя таскала в кружок изучения Библии.

– Помню, мама.

Через несколько дней слух о Сьюки дошел и до Марвэлин, но она увидела все совершенно в ином свете. Завидев, как Сьюки садится в машину на парковке возле «Уолгринз», она подбежала и постучала ей в окно. Сьюки открутила стекло вниз:

– Привет, Марвэлин, как ты?

– Открой дверцу, – сказала она, дергая за ручку Сьюки отперла, и Марвэлин, нырнув внутрь, игриво хлопнула ее по ноге: – Ах ты хитрованка, ну даешь! Верно говорят, что в тихом омуте черти водятся. Говорила я тебе вести дневник, он изменит твою жизнь, – и не ошиблась. Сколько ему? Тридцать?

– О господи, Марвэлин, что б ты там ни слыхала, это враки. Не вожу я никакие шашни.

Марвэлин подмигнула:

– Ага, конечно. Но, милая, не надо меня стесняться. Я всей душой тебя поддерживаю. Эдна Йорба Зорбра говорит, что так в природе и было задумано. Нам всем следует быть с мужчинами помоложе. Она говорит, это справедливо. Говорит, что мы своего сексуального пика достигаем только к шестидесяти. Наш сексуальный импульс усиливается, а у мужчин нашего возраста угасает.

– Ну ей-богу, Марвэлин, доктор Шапиро – просто знакомый.

– Кто бы сомневался. Слушай, сделай мне одолжение. Мы же подруги.

– Марвэлин, честное слово. Никакого романа. Мы встречаемся профессионально. Он мне помогает разобраться кое с чем, вот и все.

– Разумеется, ясное дело, так и скажу, если кто спросит. Мне ты можешь доверять. Но, между нами, я тобой страшно горжусь. Всегда думала, что ты просто-напросто скучная домохозяюшка, какие не меняются.

– Что? Ты считаешь меня скучной!

– Теперь уже нет.

– Но ты так думала? Что я скучная?

– Да, но в хорошем смысле. Просто считала традиционной. Ты понимаешь…