Она пожимает плечами, но не опровергает его слова. Вместо этого она с наслаждением затягивается сигаретой и, выпустив дым, позволяет ему продолжать. Он впервые видит, каким чувственным удовольствием может быть курение.

– Ну что ж, Марияна, вы ошибаетесь. Всё совсем не так. Мой рассудок в порядке. Может быть, я неустойчив, лабилен, но лабильность – это не помрачение духа. Нам всем следует быть неустойчивыми, всем. Это мое новое, пересмотренное мнение. Нам бы следовало чаще встряхиваться. А также, взяв себя в руки, смотреться в зеркало, даже если нам не нравится то, что мы там видим. Я имею в виду не разрушительное действие времени, а то существо, заточенное в зеркале, с которым мы обычно так стараемся не встретиться взглядом. Посмотри на это существо, которое ест вместе с тобой, проводит с тобой ночи, говорит «я» от твоего имени! Если вы находите меня лабильным, Марияна, это не только оттого, что меня сбила машина. Это оттого, что незнакомец, который говорит «я», иногда разбивает зеркало и беседует со мной. Через меня. Говорит сегодня вечером. Говорит сейчас. Говорит о любви.

Он останавливается. Какой поток слов! Как это на него не похоже! Наверное, Марияна удивлена. Неужели в эту минуту его голосом действительно говорит незнакомец из зеркала (но из какого зеркала?) или же это еще один приступ лабильности, следствие недавнего несчастного случая – шишка на голове, боль в спине, ноющая культя, ледяной душ и так далее, – и все это поднимается к горлу, как желчь, как рвота? А может быть, это просто воздействие таблетки, которую дала ему Марияна (что это за таблетка?), или даже воздействие кофе? Ему не следовало пить кофе. Он не привык пить кофе по вечерам.

Говорит о любви. Он не уверен (он без очков), но, кажется, Марияна краснеет. Марияна говорит, что ему нужно сдерживаться, но это чушь, она ведь не может желать этого на самом деле. Какой женщине не хочется, чтобы иногда на нее обрушивалась лавина признаний в любви, как бы сомнителен ни был их источник! Марияна краснеет, причем по той простой причине, что она тоже лабильна. А следовательно? Что дальше? А следовательно, все действительно увязывается. Следовательно, за кажущимся хаосом действует божественная логика! Уэйн Блайт появляется ниоткуда, чтобы лишить его ноги, следовательно, через несколько месяцев он падает в душе, следовательно, становится возможна данная сцена: неподвижно лежащий в постели мужчина шестидесяти лет, которого время от времени сотрясает дрожь, философствует перед своей медсестрой, разглагольствует о любви. И в ответ она заливается краской!

Ликуя, он вытягивается (игнорируй боль, кого заботит боль!) и накрывает своей большой и (замечает он) мертвенно-бледной рукой маленькую теплую ручку Марияны с тонкими и длинными пальцами, которые, если верить его бабушке из Тулузы, свидетельствуют об особой чувственности.

С минуту Марияна не отнимает руку. Потом освобождается и, потушив сигарету, поднимается и снова начинает застегивать пальто.

– Марияна, – говорит он, – я ничего не требую – ни теперь, ни в будущем.

– Да? – Она склоняет набок голову и лукаво смотрит на него. – Ничего не требуете? Вы думаете, я ничего не знаю про мужчин? Мужчины всегда требуют. «Я хочу, я хочу, я хочу…» Вот я – я хочу делать свою работу, вот что требую я. Моя работа в Австралии – медсестра.

Она делает паузу. Никогда прежде не обращалась она к нему с таким вызовом, с такой (как ему кажется) яростью.

– Вы звоните, и хорошо, что звоните, я не говорю, что вы не должны звонить по телефону. Несчастный случай, вы звоните, о'кей. Но это, – она взмахивает рукой, – это дело с душем не несчастный случай, тут не нужно срочно оказывать медицинскую помощь. Вы падаете в ванной, вы зовете какого-нибудь друга. «Я испугался, пожалуйста, приходи», – вот что вы говорите. – Она вынимает новую сигарету, потом, передумав, возвращает ее в пачку. – Элизабет, – говорит она. – Вы зовете Элизабет или зовете другую леди, свою подругу, я же не знаю ваших подруг. «Я испугался, пожалуйста, приходи, подержи меня за руку. Никакой срочной медицинской помощи, просто, пожалуйста, подержи меня за руку».

– Я не просто испугался. Я что-то себе повредил. Я не могу двигаться. Вы же видите.

– Судороги. Это просто судороги. Я оставляю вам пилюли от этого. Судороги – это не есть несчастный случай. – Она останавливается. – А если вы хотите большего, не просто подержать руку, вы хотите, как вы это называете, настоящего, тогда, может быть, вам нужно вступить в клуб одиноких сердец. Если у вас одинокое сердце.

Она переводит дух и задумчиво смотрит на него.

– Вы знаете, каково это – быть сестрой, мистер Реймент? Каждый день я нянчу старых леди, старых мужчин, мою их, убираю их грязь, меняю простыни, переодеваю. Я всегда слышу: «Сделай это, сделай то, принеси это, принеси то, плохо себя чувствую, принеси таблетки, принеси стакан воды, принеси чашку чая, принеси одеяло, забери одеяло, открой окно, закрой окно, не хочу то, не хочу это». Я возвращаюсь домой усталая, без сил, звонит телефон, в любое время, утром, ночью: «Несчастный случай, вы можете приехать?»

Несколько минут назад краснела она. Теперь краснеть следует ему. Несчастный случай, вы можете приехать? Конечно, на языке медиков это не считается несчастным случаем. Нельзя погибнуть от холода в квартире с кондиционером на Конистон-Террас, Северная Аделаида. Он знал это даже в тот момент, когда набирал номер Йокичей. И тем не менее позвонил. Приходите, спасите меня! – позвал он через все пространство Южной Австралии.

– Вы были первой, о ком я подумал, – говорит он. – Ваше имя пришло мне на ум первым. Ваше имя, ваше лицо. Вы думаете, это ничего не значит – быть первой?

Она пожимает плечами. Повисает молчание. Конечно, швырнуть в кого-то таким большим, таким властным словом: первая. Но умолк он не из-за этого слова. Ваше имя. Ваше имя пришло мне на ум. Вы пришли мне на ум. Пришли ко мне. Слова, которые возникли в нем без участия разума, пришли к нему. Вот так и бывает, когда человек лабилен: слова просто приходят?

– Я всегда думал, – поспешно продолжает он, – что профессия сестры – это призвание. Я полагал, что именно это компенсирует долгие часы работы, низкую зарплату, неблагодарность и неприятные стороны, о которых вы упомянули. Я считал, что вы следуете своему призванию. Когда вызывают сестру, настоящую сестру, она не задает вопросов, она приходит. Даже если это не настоящий несчастный случай. Даже если это просто беда, человеческая беда, которую вы называете испугом. – Он прежде не читал Марияне лекций, но, быть может, в этот вечер истине было угодно явиться именно под личиной лекции. – Даже если это просто любовь.

Любовь: самое большое из всех больших слов. И тем не менее долбанет-ка он ее этим словом.

На этот раз она, не моргнув глазом, стойко переносит удар. Теперь у нее на пальто застегнуты все пуговицы, сверху донизу.

– Просто любовь, – повторяет он не без горечи.

– Пора идти, – говорит она. – До Мунно-Пара долго ехать. До свидания.

Сделав значительное усилие, он подавляет новый приступ дрожи.