Полещука страшно тянуло к девушке, ему хотелось ее обнять, поцеловать. После канала ему казалось, что он оказался в сказке: мирный Каир, расцвеченный неоновой рекламой, шум толпы, а не грохот разрывов, и прекрасная желанная Тэта…

— Может, в кино? — спросил он, заглядывая в глаза девушки.

— Нет, Алекс, давай погуляем!

Гуляли долго. Тэта рассказывала о Греции, Афинах, родителях, брате и сестре, работе в «Олимпике». Полещук больше молчал, мучительно размышляя, что ему делать дальше. Прошлись вдоль огромной территории зеленого Мэриленда, поблукали по узким полутемным улочкам, на одной из которых Полещук решился: нежно обхватив Тэту за талию, поцеловал ее. Тэта ответила. Но началось такое… Засигналили проезжавшие мимо автомобили, с криком «Харам!» подскочил араб в галабийе, и влюбленные отстранились друг от друга…

«Еще не хватает полиции нравов! — подумал Полещук и достал сигареты. — Как это вообще можно понять? В мусульманской стране масса продажных женщин, подпольные публичные дома, а обнять на улице любимую девушку — харам?!»

— Алекс, не надо! Не расстраивайся! — сказала Тэта. — Поехали ко мне.

— К тебе? В отель? А меня пустят?

— А почему такие сомнения? Ты же мой друг, darling! Кто же мне запретит?

— О кей! Поехали!

По дороге в аэропорт Полещук попросил таксиста тормознуть у магазина и вернулся с бутылкой шампанского. Не французского, а самого настоящего «Советского Шампанского» — он знал места, а эта темно-зеленая бутылка, на его счастье, оказалась последней и, видимо, единственной. Три фунта — не деньги, гулять — так гулять!

— Darling! — сказала Тэта и быстро чмокнула Полещука в щеку. — Ты прелесть!

И только в этот момент Полещук вспомнил про духи. Он достал из кармана красную коробочку с изображением Кремля и протянул Тэте.

— Маленький презент из России, — сказал он. — Парфюм «Красная Москва».

— Красная? — переспросила Тэта. — Коммунистическая Москва?

— Да, нет же. В старом русском языке слово «красный» значит красивый…

Тэта с любопытством открыла коробочку, вытащила флакончик, поднесла к носу:

— Интересный запах, не похожий ни на что…

— Как Москва! — улыбнулся Полещук. — Нравится?

Таксист вслушивался в непонятный ему разговор пассажиров, даже обернулся на слово «Москва», но не произнес ни звука. На улице Гаруна Рашида машина свернула направо и, обогнув круглый сквер с торчащими пальмами, и миновав несколько переулков, выехала на Халифа Мансура. Еще один поворот и — знакомая Полещуку дорога, ведущая в международный аэропорт, знакомая, потому что конечной ее точкой был многострадальный Суэц.

Подъехали к отелю аэропорта, Полещук расплатился с таксистом. «Как же я пройду? — думал он. — Внешность непонятная, скорее арабская, чем европейская… Если потребуют документы, вообще атас — только временное удостоверение русского хабира, подписанное полковником Бардизи… А в отелях, тем более этом, сплошной мухабарат! Если не заловят, то стукнут точно, кому следует!»

Тэта, совершенно спокойная, с сумочкой через плечо, стояла рядом, ожидая Полещука. Он достал пачку «Мальборо», закурил, посмотрел на Тэту, потом решительно взял ее под руку, о они направились ко входу в отель.

Все получилось гораздо проще, чем думал Полещук. На рисепшене пожилой египтянин с бабочкой любезно поздоровался с ними, вручил Тэте ключ от 203 номера, улыбнулся и пожелал доброй ночи. И больше ни слова. Полещук был потрясен: «Ни кто такой, ни каких-либо документов, ни напоминания о том, что в 23 часа гость должен уйти… Фантастика!»

— Очень удачно получилось, что моя соседка по номеру, тоже из «Олимпика», сегодня ночует в другом месте, — щебетала Тэта, пока они поднимались на второй этаж. — Так что нам никто не помешает. — Она посмотрела на лицо Полещука и, увидев в его глазах что-то похожее на удивление вкупе с опасением, сказала:

— Алекс, что с тобой? Ты чего-то боишься?

Ну, что ответить девушке-гречанке, совершенно далекой от реалий пребывания советских граждан за рубежом? Сказать, что все запрещено: и общение с иностранцами (если это не входит в служебные обязанности), и посещение местных кабаков, и вообще, хождение по египетской столице в одиночку, про мухабарат и особистов, про то, что если его, Полещука, застукают в отеле с иностранкой, он буквально на другой день очутится в Союзе… И потом его с распростертыми объятиями встретит Средняя Азия, и многолетний путь «исправления» с неизвестным концом, усугубляемый паршивым алкоголем в немыслимых количествах…

— Чего мне бояться, darling? — ответил Полещук. — Идем…

После своего временного жилья в Насер-сити гостиничный номер Тэты показался Полещуку шикарными хоромами. Пока он осматривался, Тэта скинула плащ и забегала по комнате, накрывая журнальный столик. На него из пакета перекочевала зеленая бутылка «Советского Игристого», появились коробка конфет, апельсины и еще одна бутылка.

— А это что? — спросил Полещук, взяв бутылку в руки.

— Греческое вино, — повернулась Тэта. — Вкусное. Попробуй, Алекс!

Девушка была в мини юбке и, когда наклонялась над низким столиком, Полещуку становилось не по себе. Он закурил, и взялся за шампанское. Тэта села напротив, ее ноги обнажились до предела. Полещук смущенно отвел глаза и стал сосредоточенно открывать бутылку. Громко хлопнула пробка.

— Твое, вкусное греческое, потом, — сказал он, разливая по бокалам пенящуюся жидкость. — Сначала шампанское. Советское.

Чокнулись и отпили по чуть-чуть.

— Очень вкусно! — произнесла Тэта и сделала еще глоток. — Не хуже «Мадам Клико». А теперь, Алекс, расскажи мне про любовь с первого взгляда! Это так интересно!

…Что бормотал Полещук, потом он вспоминал с трудом. Что-то поэтическо-романтическое, насколько хватало его познаний в английском языке. У Тэты, к счастью, английский тоже был не родным, и они прекрасно понимали друг друга. Затем зазвучали лирические песни Джо Дассена, Тома Джонса и Хамбердинка, как будто специально предназначенные для такого рода вечеров. Александр и Тэта танцевали, Полещук довольно неумело, наступая время от времени на ноги девушки. Тэта смеялась, прощая ему неуклюжесть.

А потом, когда допили шампанское и пригубили греческое вино, как-то неожиданно оба оказались в постели, нежно целуя и раздевая друг друга. И была безумная страсть, дикое желание впиться плотью в любимого человека…

— Тэта, я тебя люблю!

— И я тебя, Schuka! Давай, всегда будем вместе! — говорила гречанка, поглаживая Полещука по волосатой груди. — Бог ты мой, какое счастье! Я искала такого как ты сто лет! И нашла!

— Тэта, девочка моя, мы не сможем быть вместе!

— Почему? — приподнялась на постели Тэта.

— Я — русский офицер, нам нельзя жениться на иностранках, — признался Полещук. — Нам запрещено.