— Пускай сие вас не тревожит, сын мой, — дрогнувшим голосом, произнес падре Бенедикт. — За души наших «овец» есть кому молиться…

— Но больше всего, отче, меня гнетет иная мысль, самая сокровенная.

— Какая же? — спросил падре.

— Может ли Господь Бог помогать недостойным грешникам, каковым является небезызвестный граф Орлов, о котором не говорит сейчас во всей Европе только ленивый? Разве это возможно? Но у меня имеются сведения, позволяющие думать, что Бог заодно с великим грешником.

— Что ты такое говоришь, сын мой? Повторяю, пути Господа нашего неисповедимы. Не нам, убогим разумом, судить о Его делах. Все они на благо стаду Христову. Да, иногда Он посылает нам страдания. Это истина. О том же говорят святые отцы прошлого. Помнишь ли ты эти немеркнущие в веках строки из книги «О страдании» монсеньора Буго, епископа Лавальского? «В чем ангелы могли бы завидовать людям? Конечно, лишь в том, что мы можем страдать для Бога, а они никогда за него не страдали… И не одни ангелы могли бы пожелать себе этого величия, этой трогательной красоты страдания. На вершине Своей славы Сам Бог был восхищен тем, что являет из себя человек, объятый страданием, этою дивной способностью забыть себя, страдать и умереть за того, кого любишь…»

— Нет, я не знаю этих строк! — перебил пастыря главный британский шпион. — Это, конечно, святые слова… Да, наш земной удел — страдания и им нужно радоваться…

— Просто необходимо! — заторопился падре Бенедикт. — Сын мой, ты правильно понял слова отцов наших почитаемых и потому прощаются тебе все согрешения… Кстати, об Орлове. Нам стало известно о том, что он предался очередному смертному греху, который просто необходимо осудить здесь, на грешной земле, прежде чем осудит его на муки вечные небесный Судия.

— Что такое? — насторожился сэр Стефенс.

— Сей дьявол во плоти совратил с пути истинного особу королевской крови. У него… Просто язык не поворачивается произносить подобное!..любовная интрижка с королевой Матильдой — супругой короля Дании Христиана Седьмого.

— Вот это да! — ударил себя кулаком по колену сэр Стефенс. — Это новость.

— Нашим братьям, знающим все о недостойном поведении самых высоких особ, стало известно и то, где и когда произойдет свидание, грехопадение, совокупление… — запутался иезуит в терминах. — В общем, сам факт прелюбодеяния и неверности!

— Где и когда? — пожелал узнать сэр Стефенс.

— Завтра вечером в доме сеньора прокурора, — ответил падре.

— Какое удачное выбрано место, — подивился главный шпион. — Вы не находите?

— Какое это имеет значение? Важно уличить русского и королеву — этих грешников! Важно засвидетельствовать сей факт надлежащим образом, чтобы потом не возникло никаких сомнений даже у Фомы-неверующего.

— Хорошо бы сделать так, чтобы наших возлюбленных голубков накрыл муж… с поличным! — потер руки от радости сэр Стефенс. — Потом этот анекдот наши люди распространят по всему крещеному миру и это основательно подорвет репутацию графа Орлова и станет концом его тайной карьеры.

— Мужа мы известим, — пообещал падре. — За это можете не беспокоиться. Да помогут нам святые Бенедикт, Доминик и Франциск Асизский! На благое дело сподвигаемся, братия!..

— А я, в свою очередь, постараюсь сделать так, чтобы о похождениях Орлова стало как можно скорее известно в Санкт-Петербурге. Мы и без того часто сообщаем русской императрице о недостойном поведении ее дипломатов в разных странах, а о графе Орлове наши люди ей докладывают особенно часто… А тут и выдумывать ничего не придется!

— Тем лучше! Хотя навет на ближнего — тяжкий грех…

— Что вы такое говорите, святой отец? Когда это граф Орлов был для вас «ближним»?

— Ничего страшного, сын мой! И этот грех прощается, раз сотворен на благо Римской католической церкви!.. Ступай с миром, сын мой. И больше не греши, — напутствовал главного британского шпиона хитрый иезуит.

А сам сэр Стефенс, исповедовавший протестантизм, выходя из исповедальни, добавил к словам падре Бенедикта свои собственные: «Больше не греши и меньше тоже».

План о выставлении графа Орлова на всеобщее посмешище увлек сэра Стефенса и он, разработав его в деталях, принялся сооружать ловушку в доме городского прокурора. И вот когда все было готово, к сэру Стефенсу прибежал запыхавшийся сэр Михайлофф, отвечавший лично за проведение данной операции.

Он сообщил:

— Все пропало! Королева не встретится с графом в одной постели…

— Почему? — вскочил из-за письменного стола главный шпион.

— Старая королева Юлиана, заподозрив в поведении невестки что-то греховное, умолила сына своего — короля Христиана, чтобы тот срочно увез Матильду в Данию. И ее увезли! Сегодня днем!

— Ох, уж мне эти старые королевы! Королева-мать… — выругался сэр Стефенс. — Будем надеяться, что когда-нибудь эту старую сво… королеву покарает Господь за то, что она сует нос, куда не следует.

Говоря так, главный британский шпион даже и помыслить не мог, что молодая королева все же найдет замену Орлову и скоро утешится с другим любовником и это будет любимец короля лейб-медик Струэнзе, которого по навету все той же строгой в вопросах нравственности королевы Юлианы отправят на эшафот ровно через год после не состоявшегося свидания Матильды с Орловым…

Оставаться в доме близ порта Петр Громов больше не рисковал, поскольку стал замечать, что за этим домом установлена слежка. Потому-то он по совету графа Алехана и перебрался в его дворец, где теперь было достаточное количество охраны, которая смогла бы защитить бывшего поручика от любого нападения.

Сам же граф Орлов пребывал в ожидании скорого свидания с королевой Матильдой. И это соответственным образом отразилось на его поведении — обычно никому не открывавший секретов граф, на этот раз позволил «другу Петруше Громову» стать свидетелем получения тайного донесения.

Часа за три до отбытия в дом городского прокурора, где, как считал граф, ждет не дождется его влюбленная королева, Орлов вместе с Громовым поднялся на чердак, где размещалась небольшая голубятня.

— Сейчас ты увидишь, как парят в небесной синеве мои турманы, — сказал граф Алехан. — Они кувыркаются так, что дух захватывает…

Орлов открыл клеть и молодецким посвистом заставил голубей подняться ввысь. Вообще-то он мог часами гонять голубей, получая от этого несказанное наслаждение и отдых, но на этот раз птицы вернулись раньше обычного и среди белых красавцев Громов углядел одного голубя с черными отметинами. Это была почтовая птица.

— Кто к нам пожаловал! — обрадовался граф, увидевший ту же птицу, заигрывавшую с маленькой голубкой. — Это Николка, кличка такая. И он приносит мне самую важную почту.

После этих слов Громов разглядел, что к лапке Николки привязана маленькая бумажка.