Внезапно молодая омниора сказала то, что Анаид никак не ожидала услышать:

— Но ты же очень на нее похожа!

Пленницы окружили Анаид, что-то все вместе говоря, тормоша ее и разглядывая ее тело и волосы. До Анаид наконец стало доходить, насколько они от нее отличаются.

— У тебя вид благородной дамы!

— Ты слишком красивая!

— Ты умеешь читать!

— Ты из дальних стран?

— Откуда у тебя столько еды?

— Ты очень богата?

— У тебя необычные глаза, — пристально приглядываясь к Анаид, пробормотала молодая омниора. — И еще очень странный взгляд и какой-то непонятный запах…

Остальные девушки не говорили о запахе, но Анаид понимала, что лучшей помощницей ей будет именно омниора.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Дориска.

— Дориска? — как ни в чем ни бывало воскликнула Анаид. — А мы, случайно, не родственницы? Может, ты дочь Клары?

— Нет. Я дочь Орслои.

— Точно! Дочь Орслои! Знаешь, моя мама просила тебе кое-что передать на словах…

Взяв Дориску за руку, Анаид отвела ее в угол. Никто этому не удивился. В этих краях девушки часто приходились друг другу дальней родней, и им было о чем поговорить с глазу на глаз. Так, из уст в уста, здесь распространялись новости — вести о том, что кто-то умер, родился или вступил в брак.

— Меня зовут Анаид Цинулис, я дочь Селены, внучка Деметры из Клана Волчицы из племени скифов, — по всем правилам шепотом представилась Анаид. — Я прибыла очень издалека. С далеких Пиренеев.

Дориска не верила своим ушам. Еще бы! Повстречать в этом ужасном месте омниору! Да не простую, а какую-то особенную!

— Меня зовут Дориска Лека, я дочь Орслои, внучка Всеславы из Клана Куницы из племени даков, — прошептала она.

— Ты догадываешься, кто на самом деле эта Графиня?

— Она — одиора! — прошептала Дориска. — Если она догадается, что я омниора, мне конец. Кровь омниор ей нужней человеческой.

— Как же ты до сих пор уцелела?

— Мой волшебный пояс и заклинание, которое произнесла надо мной мама, скрывают меня от ее глаз. Но они не спасли меня от Фичко! — вздохнула Дориска и пояснила: — Фичко — злобный слуга герцогини. Он прикидывается карликом и иногда отправляется на охоту за девушками, чтобы угодить своей госпоже. Он и его гайдуки поймали меня в лесу, где я собирала ягоды.

— Хорошо, Дориска! Ты будешь мне помогать.

— Ты думаешь, мы с ней справимся? — с тусклой искоркой надежды в глазах пробормотала Дориска.

— Нам надо уничтожить ее талисман. Без него она потеряет свою силу, а с ним будет свирепствовать вечно.

— Талисман?

— Она прячет в нем волосы убитых девушек и макает его в их кровь. Талисман будет защищать ее еще четыреста лет вплоть до пришествия Избранницы. Стоит Графине добыть ее крови и волос, как она станет всесильной повелительницей одиор и завладеет Жезлом Власти.

— Как много странных вещей ты знаешь! — изумленно пробормотала Дориска.

— Ты должна помочь мне завладеть талисманом. А я его сожгу. У меня есть волшебный трут. Только им можно сжечь заколдованный талисман.

— Что же мне делать?

— Сними пояс. Пусть Графиня тебя заметит и отведет вместе со мной сегодня вечером в свои покои. Когда мы обе окажемся рядом с Графиней, мы как-нибудь отвлечем ее и сожжем талисман.

Дориска побледнела, как смерть.

— Те, кого к ней уводят, никогда не возвращаются, — прошептала она. — Они умирают в страшных мучениях. Даже здесь слышны их крики. Две девушки их не вынесли и повесились на своих поясах.

— С нами ничего страшного не произойдет. Вот увидишь!

Дориска не испытывала в этом особой уверенности.

— Нет. Оттуда никто не возвращается. Мне нужно тихо сидеть здесь и ждать маму. Она меня спасет.

— Ты ее звала?

— Я все время ее зову.

— А она?

— Она мне ответила. Она совсем рядом. Она спасет меня.

От этой новости слегка полегчало даже Анаид.

— А твоя мама сильная?

— Очень. А я нет. Я еще не посвящена.

— Вот увидишь, мы выберемся оттуда живыми и здоровыми! — уговаривала Дориску Анаид. — Приведи себя в порядок, чтобы тебя заметили. Дай-ка я тебе помогу!

Читая нараспев заклинание, Анаид провела рукой по телу и волосам Дориски. У той тут же порозовели щеки, заблестели волосы, а обветренные руки стали нежными и белыми.

Когда вечером Илона пришла выбирать, кого отправлять на заклание вместе с Анаид, свирепая служанка Графини ни секунды не колебалась.

«Вот эта белокурая румяная девушка обязательно понравится хозяйке. И как это ее раньше не замечали?!»

Облаченных в белые платья и расшитые серебром туфельки, напудренных и накрашенных, Анаид и Дориску втолкнули в покои Кровавой Графини. Ее спальня была огромна. Возле камина стояла необъятная кровать с задернутым балдахином. На стенах красовались дорогие итальянские шпалеры из модного красного бархата, на полу валялись медвежьи шкуры.

Камин полыхал, горело множество канделябров, но в покоях все равно было очень холодно, сыро и мрачно. Посреди комнаты расположился столик. На нем стояла ваза с засахаренными фруктами, столь любимыми в этих суровых краях.

Юная Дориска, как зачарованная, приблизилась к столу и стала разглядывать покрытую сахаром аппетитную грушу, поспевшую в далеких странах, посещаемых ласковым солнцем. Недолго думая, девушка взяла грушу и вонзила в нее зубы.

— Воровка! — истошно возопила появившаяся в дверях Графиня.

Окаменев от ужаса, несчастная Дориска уронила еду на пол.

— Мерзкая воровка! — сверля Дориску взглядом, шипела Графиня.

За Графиней шла Илона. Она сделала все, чтобы угодить госпоже и приложила немало стараний, наряжая девушек благородными девицами. И вот одна из мерзких замарашек прогневила ее раньше, чем та успела похвалить Илону! А Илона-то надеялась получить за свои старания денег или вышитое жемчугами платье из алого шелка! Но куда там теперь!

Прежде времени рассвирепевшая Графиня рвала и метала.

— Ах ты, гадкая маленькая тварь!

Илона молчала, прекрасно зная, что любое слово и малейшее движение только еще больше выведут госпожу из себя. В такие моменты лучше всего было молчать и не мешать ей издеваться над очередной жертвой.

— Смотри на меня, когда я с тобой говорю!

Испуганная Дориска подняла глаза на Графиню, которая обнюхала ее, как хищник свою жертву, вцепилась в молодую нежную руку и поднесла ее к своему накрашенному алой помадой рту с таким видом, словно намеревается вонзить в нее зубы.