– Остановись, Охотник.

Голос был спокойным и на редкость мерзким. Возможно, оттого, что новые ботинки – и те жмут, а уж пока новый язык приработается в пасти и перестанет цепляться костяным гарпуном за зубы, намучиться с ним придется преизрядно.

Видать, начальнику Патруля Равновесия тоже не нравилась его новая шепеляво-свистящая речь, потому он предпочитал не говорить, а делать. И то, что он делал, заставило меня замереть на месте, не обращая внимания на последнего рядового вампира с перерубленным крылом, которого следовало бы добить – но уже вряд ли получится.

Потому как проклятый командир Патруля оказался хитрее. Он не полез в драку, как все, а, видать, по стеночке прогулялся по периметру зала, подошел к нашему столику и, просто взяв Ладу за волосы, на четверть ввел ей под кожу шеи один из своих когтей. После чего прошепелявил два слова.

Потом он напрягся и прошипел:

– Стоять!!! – когда покалеченный вампир вознамерился в ярости снести мне голову когтистой лапой. Тот так и застыл, словно памятник жертве Маскарада среди луж дымящейся крови и трупов нелюдей.

– Спрячь мечи, – приказал начальник Патруля. И, видя мое замешательство, подсказал: – Просто подумай о том, чтобы они исчезли.

Я подумал. И, почувствовав боль в ладонях, опустил глаза.

Мечи, по самые кисти моих рук залитые кровью, быстро втягивались в предплечья. Через несколько мгновений лишь шрамы на ладонях да пузырящаяся алая масса вокруг них напоминали о странной и страшной трансформации. Шевельнув руками, я не почувствовал никакого дискомфорта, словно и не в мою плоть спрятались полуметровые заточенные куски дерева и серебра, способные проходить сквозь мясо нелюдей и окружающие предметы, словно топор сквозь масло.

– Теперь обыщи и надень на него наручники!

Недобитый вампир, кривясь от боли, охлопал меня когтистыми лапами, изъял пистолеты, кобуры и мобильник, после чего залез куда-то себе за пазуху и из кожистой складки извлек два толстых бублика. Бублики были сделаны из блестящего белого материала, напоминающего керамику, и соединены между собой короткой цепью.

Я не смотрел на монстра, который медленно шел ко мне, волоча по полу свое громадное искалеченное крыло. Мой взгляд был прикован к лицу Лады, белому, словно вампирские наручники. Я знал – ей сейчас очень больно. Но это была не физическая боль от вонзенного в ее тело когтя начальника Патруля, кончик которого находился в миллиметре от сонной артерии.

– Почему ты не трансформировалась? – тихо спросил я.

Она ответила еще тише, но я расслышал:

– Я должна быть рядом с братом…

Черт! Никогда не понимал я женской логики! Конечно, сейчас она гораздо скорее окажется рядом с братом! А потом – на вампирском суде, одно название которого говорит само за себя. Стоило столько сил класть на поход сквозь Синюю мглу, чтобы вот так по-глупому сдаться и даже не попытаться пробиться вместе со мной?!

На моих запястьях затянулись браслеты, вблизи оказавшиеся похожими на кусающих свой хвост толстых червей, состоящих из сегментов. У меня возникло стойкое ощущение, что мои запястья обвили холодными телами два жирных живых червя, до поры до времени замороженных и находящихся в спячке.

– При любой попытке трансформации браслеты просто отсекут тебе руки, – прошипел мне на ухо раненый вампир. – И я буду очень просить Совет, чтобы мне отдали тебя после того, как они выкачают из твоих вен всё, что им нужно. Надеюсь, что ты будешь еще жив. А я позабочусь, чтобы ты умирал ооочень дооолго…

Все время, пока недобитый патрульный брызгал слюнями мне в ухо, я очень внимательно смотрел на коготь, торчащий под тонкой кожей девушки в опасной близости от ее артерии. И если бы вампир все-таки проткнул ее, то я бы позаботился о том, чтобы эта минута была в его жизни последней. Не знаю как, но постарался бы очень, несмотря на браслеты.

Но начальник Патруля Равновесия оказался умнее. Убедившись, что я нейтрализован, он медленно вытащил из тела девушки свой коготь, оскалился и, демонстративно медленно обвив его новым языком, облизнул.

– Сладкая девочка, – сказал он, причмокнув. – Надо быть полным идиотом, чтобы отдать такую врагу. К тому же мне кажется, она к тебе слегка неравнодушна. Тогда ты идиот вдвойне, х-о-м-о.

Последнее слово он произнес нарочито медленно, по буквам. Подонок бил по больному, заодно тренируя свой новый язык. Язык тренировался успешно, шепелявость почти исчезла. Но я мысленно поклялся, что при первом же удобном случае отрублю его еще раз. И обязательно позабочусь, чтобы он не вырос снова.

Потом фигуры чудовищ несколько смазались в пространстве, будто из них вытекла в воздух некая грязно-серая взвесь, окутав омерзительные тела и размыв их очертания. Но эти странные облака быстро рассеялись, испоганив воздух довольно сильным запахом сероводорода и заодно вернув телам вампиров прежние человеческие очертания.

Конечно, выглядели патрульные неважно. Серая форма, которая, как я теперь знал, есть у Братьев-вампиров, не что иное, как измененные трансформацией крылья, была изрядно помята и местами разодрана. У того вампира, что меня конвоировал, вообще один рукав был полуоторван и из прорехи сочилась черно-алая жидкость.

Начальник Патруля извлек из нагрудного кармана мобилу, очень похожую на ту, что лежала у меня в кармане, нажал кнопку и проговорил в трубку:

– Микроавтобус, автомобиль, два тера конвоя и бригаду Чистильщиков.

Вернув мобилу на место, он криво усмехнулся.

– Ну вот и все, парень, закончилась твоя охота. Осталось только сдать тебя в поликлинику для опытов, как Шарика из мультфильма. Поедешь сейчас в лабораторию, где тебя наши доктора разберут на запчасти. Так сказать, пожертвуешь собой для науки. И девчонку твою, думаю, Суд Крови вряд ли помилует. Предательство Маскарада и Равновесия – серьезное преступление, за которое прерванная трансформация еще не самое страшное наказание.

Я видел, как вздрогнула Лада при этих словах. Вампир знал, о чем говорил, и это было наверняка страшно, хотя я понятия не имел, что такое «прерванная трансформация». Но он мучил девушку и тем самым упорно накручивал свой счетчик. Как говорил классик, «пусть счетчик щелкает, пусть, все равно в конце пути придется рассчитаться…».

Я молчал. Нет смысла беседовать с тем, кого ты твердо решил убить. Какой смысл говорить с трупом? На этом попадались и попадаются не только герои романов и фильмов. В реальной жизни многие победители перед тем, как прикончить поверженного врага, считали своим долгом сказать ему что-нибудь эдакое значительное. А проще говоря – поизмываться, почувствовать себя крутым и значимым за счет унижения другого. За что получали пулю в лоб или нож в сердце – если не от самой жертвы, не такой уж беспомощной, как казалось с виду, то от ее подоспевших дружков. Поэтому не надо много говорить тогда, когда нужно делать. А когда собираешься лишить кого-то жизни – тем более.