Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бангкок. Видеокамера
Всё твоё тело и лицо покрыто гроздьями огромных голубоватых бородавок на высоких ножках, не человек – ягода ежевики. На большом оптовом рынке ты просишь милостыню. Не просишь – рядом с тобой дощечка, на которой ты выкладываешь узор из мелких монеток.
Я навёл на тебя видеокамеру-мыльницу. Ты посмотрела в объектив красивыми большими глазами, улыбнулась страшным ртом – камера отключилась. Я отвёл камеру в сторону – она заработала. Подождал, когда ты отвернёшься, незаметно опять навёл камеру на тебя. Ты пристально посмотрела мне в глаза – камера отключилась. Уже не улыбаясь, ты покачала головой: “не надо!”. Я извинился, положил на дощечку купюру, поскорее ушёл. А камера больше никогда не включилась. Может, и совпадение, но я так не думаю.
Бордо. Рыбка
Ты проходишь мимо в парадной форме Аквитанской мореходной школы имени святого Эльма. На тонкой шпильке твоей туфельки, как на дротике водяного ружья, нанизана маленькая мёртвая рыбка. Не заметила, пронзила и унесла на каблучке моё сердце.
Ужгород. Мёртвая голова
Узкая полоска тела между трусиками и кружевной резинкой чулка. Бархатный бражник с черепом на спинке трогает лапками золотые волоски на коже твоего бедра – картинка из чешского модного журнала, приклеенная чёрной изолентой к стояку в ванной комнате моей тёти. Мой первый неловкий опыт вожделения.
Лейпциг. Шрам
На стенах – старинные портреты твоих предков. Один холст распорот: на лице грустного бюргера разрез от правого глаза до подбородка.
Я сказал:
– Можно ведь отреставрировать, не видно даже будет.
Ты сказала:
– Наша семья жила в Кёнигсберге. Пришли советские войска, и пожилой солдат штыком проткнул меня, а потом этот портрет. Конечно, мы никогда уже не вернёмся в родной город, но и реставрировать картину я не буду. Мои правнуки увидят шрам, спросят, я тогда расскажу им, кто был их прадедом, а починю портрет – никто и не спросит, не узнает …
Кременчуг. Проклятие
Осенью 1916 года ты увела из-под венца юного инженер-кондуктора. Тётка невесты прокляла вас. Твоё прекрасное лицо распухло, стало похоже на кусок перезревшего теста. На четвёртое утро опухоль исчезла, твои глаза снова открылись, и ты увидела в зеркале женщину, совсем непохожую на тебя. Прежнее лицо не вернулось никогда. Инженер-кондуктор заболел и сгорел в скоротечной чахотке. Через три года ты вышла замуж за героя-унтера, вернувшегося с войны. Вы родили пятерых детей, пятым был мой отец.
Асуан. Коран в молоке
Ты сказала:
– Убирайся, утка! Грязная птица! Глупая тварь! Вот петух тебя заклюет! Вот верблюд тебя затопчет! Нет, утка, радуйся, не затопчет: потерялся верблюд! Ой, опять в Судан уйдёт – для верблюда нет границ! Ой, искать надо дурака, а когда мне искать? Рожает Фотьма! Позовите, люди, кузнеца, пусть назовёт имя ребёнка! Пусть напишет сладкой краской на узкой дощечке нежную суру Корана, пусть смоет молоком буквы, даст Фотьме священное снадобье! И-и! Играйте на имзаде! Игра на имзаде укрепляет асшак! И-и! Пойте все, играйте на имзаде, бейте в бендир! Всё, что хорошо для людей, и есть асшак! Имя ребёнка будет Бахт – счастье! И-и! Пошла, дура, прочь!
Тбилиси. Святой Давид
Ты забеременела. Поклоняющиеся огню дали денег, чтобы своим соблазнителем ты назвала отшельника Давида Иверийского. Давид коснулся тебя посохом и сказал, что твои слова – ложь и все это увидят, когда ты разродишься. Ты родила не младенца, а камень. Камень этот положили в фундамент новой церкви. Сейчас её называют Кашуэти – “родить камень”. Адрес церкви – проспект Руставели, дом 6, напротив Дома Правительства. Преподобный Давид почитается женщинами как главный помощник в чадородии. А тебя толпа побила камнями.
Милан. Курица
Ты сказала:
– Я – змея, каучук, но в тот раз работала “воздух”. Проспала – в такси уже переоделась-накрасилась. Таксист на дорогу и не смотрел, в зеркало только. В ДК вбежала – уже моя музыка! Милый Клоун-Илюша меня, как всегда, спасает – шутит, паузу заполняет. Сразу на трапецию, раскрутилась, трапеция оборвалась – я в яму упала. В яме – итальянские музыканты. Мне-то ничего, я как кошка, только пяточную кость сломала, через два дня уже гипс срезала в ванной, а тромбонисту мундштуком все передние зубы выбило и щёку до левого уха разорвало …
Он, Джемельяно, музыку оставил, в политику пошёл, теперь зампредседателя регионального отделения “Лиги Севера”. Я ему помогаю и дома, и по партии: вместе боремся за отделение северных провинций и образование независимой Падании со столицей в Милане. Муж и все здесь называют меня Габриэлла, потому что “Галина” по-итальянски – “курица”. А Илюша стал администратором в иркутском цирке, больше не шутит: любил меня очень.
Мюнхен. Ой
Ты сказала:
– Майн Гот, их пляце!
Я сказал:
– Что значит “Майн Гот, их пляце”?
Ты сказала:
– Это значит, что я лопаюсь.
Потом ты сказала:
– Ой.
Я сказал:
– Что значит “Ой”?
Ты сказала:
– “Ой” – это значит – щетиной по клитору.
Рим. Пальцы
Ты сказала:
– Обидно. Почему у пальцев на руках есть имена, а на ногах – нет. Давай дадим им имена.
Я сказал:
– Мизинец похож на дольку чеснока. Будет – долька.
Ты сказала:
– Второй назовём безразличный: он никогда ни на что не указывает.
Я сказал:
– Большой – как истукан с острова Пасхи. Пусть будет моаи.
Ты сказала:
– Четвёртый – безымянный, но мы назовём его твоим именем. Или лучше Цезарем Августом. А средний?
Я сказал:
– Средний – сладкий!
Ты сказала:
– Перестань, щекотно же!
Хургада. Тайна
Ты сказала:
– Плохо. В твоих глазах обида, ненависть, отчаяние, вожделение. Плохо, очень плохо, что ты узнал про нас с Джавадом, теперь ты всегда будешь ожидать от меня новой боли. Но ведь у каждой женщины должна быть своя арабская тайна.
Екатеринбург. Операция
Лежал голым на столе. Ты выбривала на моём животе грустную кривую трапецию.
Я сказал:
– Некрасиво.
Дали наркоз.
Очнулся на своей койке. Вокруг маленького шрама на животе выбрито большое сердце.
Григорий Служитель
“Реплика”
Если бы Кирилл мог посмотреть на Россию из стратосферы и отметить светящимися точками могилы всех своих предков, то получилось бы величественное и сложное созвездие. От Якутии до Смоленска, от Петрозаводска до Тамани рассеяны кости Лузиных, Судаковых, Брудеров, Кравчуков и Пронькиных. И сегодня одним огоньком в этом созвездии стало больше.
О том, что мама больна,