Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тебе звонил! С утра уже весь универ в курсе. Про то, что Лисицкий психованный, конечно, все знают, но чтобы такое! Клево, да?
— Да. А где этот, пострадавший? — Я неторопливо прикуриваю и разглядываю Лисицкого появившегося в поле зрения.
— Вряд ли придет. Хорошо его отутюжило.. это надо было видеть..
— А Лис что?
Егор неопределенно отмахивается:
— Ну ты что, Влада не знаешь? Отмазался, конечно, что его там не было и он вообще ничего не знает. Я ни хера не понял, если честно, но у Лиса что- то типа алиби. Нет, ты прикинь! Алиби. Детективы, мля..
Я глубоко затягиваюсь и пристально смотрю в спину худого уебка, который стоя в окружении группы любопытных, что-то с энтузиазмом рассказывает, не иначе пытаясь выправить ситуацию.
Я смотрю. Смотрю и думаю, что нужно подойти и поговорить спокойно. Смотрю и чувствую, как то самое спокойствие медленно исчезает внутри. Расползается… клубится… стелется… в тугие спирали закручивается, и отдается жгучим покалыванием в ладонях и жаром в затылке. Егор, кажется, улавливает какую-то перемену, но заткнуться не может просто физически:
— Тим, ты это..
Сигаретный дым застревает в горле, и вырывается вместе с судорожным выдохом:
— Куртку подержи.
С места срывает так, будто стена за спиной ожила и с размаху приложила кирпичной кладкой по позвоночнику. Задеваю кого-то плечом, но даже не замечаю, не чувствую ничего кроме того, как набатом стучит в висках.
# 30
Тимур Ветров
Изначально в план Тимура это не входило, но если уж представилась такая возможность, стоило воспользоваться. Начинать с чего-то нужно, Малышка Со, после случившегося в машине добровольно к нему на пушечный выстрел не подойдет. И, возможно, Лис как нельзя кстати. Тем более, что с Лисицким у Ветрова отношения особенные, договорятся они быстро, что бы там ни произошло.
Ветер хорошо помнит, как долго заживают разбитые губы, если в них прилетает не просто кулак, а кулак, украшенный двумя кольцами, которые носит этот крысеныш. А Влад наверняка помнит, как неудобно снимать эти кольца со сломанных пальцев и вместо них носить на протяжении месяца гипс. А вот из-за чего они тогда так сцепились, не помнит уже ни один из них, но да, было круто. После этого у них с Лисом что-то вроде молчаливого соглашения: в дела друг друга не вмешиваться, косо не смотреть, плечом не задевать.
Так что да, возможно, небольшая корректировка плана пойдет на пользу. Как приглашение на вечеринку от лучшего друга, который звонит за час до полуночи и с хохотом сообщает, что тебе нужно быть у него как можно скорее и прихватить с собой коробку лаймов, потому что купить забыли, а без лайма, имеющийся в наличии запас текилы выжрать нереально. И все, о чем ты думаешь, — это где взять эти гребаные лаймы в такое время и что соврать завтра там, куда ты точно опоздаешь.
— Лис!
Тот оборачивается быстро, на автомате уклоняется от прямого удара, но по касательной все же прилетает. Отшатывается на пару шагов, но собирается. Быстро и резко выкидывает вперед левую руку, ту самую, с кольцами, метя в лицо. Боли нет, только глухой гул в голове и красное марево перед глазами. Удар напрочь отключает чувствительность и заставляет просто двигаться, двигаться, двигаться, сдирая кожу на чужом лице и собственных костяшках. И с головой топит, накрывает так, что он не может остановиться даже когда они с Лисицким оказываются на земле, и тот сдавленно хрипит:
— Эй, ты совсем еб**лся?», а в шею упирается что-то твердое и острое. Холодит кожу в том месте, где быстро и сильно бьется крупная артерия. И под давлением металла это биение ощущается особенно отчетливо, с каждым толчком крови отдается в месте соприкосновения. На задворках сознания проносится мысль, что при такой частоте пульса, потеря крови станет критической за пару минут. Но вместо того, чтобы отстраниться, Тимур перехватывает руку, сжимает и резко дергает, выдирая из пальцев тонкую заточку. Ладонь обжигает болью, и эта вспышка только усиливает злость.
Тимур сдавливает чужое горло той же рукой, чувствуя, как это движение отзывается в ладони огненным всполохом, тянет на себя, и едва не соприкасаясь носами, тихо рычит:
— Подойдешь к нему еще раз, я вырву тебе печень и заставлю ее сожрать.
Лис смотрит на него со смесью злости и непонимания, хватает за запястье и сдавленно выдыхает:
— Да какого хера?
И это, конечно, вопрос на миллион. Потому что и правда — какого хера? Какого, собственно, хера, и что это он вообще такое делает? Тимур наклоняется еще ближе, и тихо, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, шепчет, отвечая скорее себе, чем врагу:
— Я внятно сказал?
Лис дергается, отстраняясь, осторожно, едва ли не с удовольствием, кончиком языка слизывает кровь с разбитой губы и внимательно всматривается в лицо. И определенно видит что-то, потому что через мгновение заходится тихим, кашляющим, но искренним смехом:
— Пипец. Ты это серьезно?
— Тим, хватит! Отпусти его. Всё! — где-то на заднем фоне голос появившегося Егора срывается в странные истеричные нотки, перекрывая собственное свистящее дыхание сквозь сжатые зубы и смех Влада. Тимур отталкивается от земли рукой и, уже поднявшись, смотрит на глубокий порез во всю ладонь. На автомате сжимает пальцы, проверяя подвижность — в норме, даже не больно. Больно будет потом, чуть позже, когда красное марево перед глазами окончательно рассеется и стихнет гул в голове.
Кто-то снова окликает его по имени, кажется, на этот раз Вика, но следом не идет. Ветров понимает это, когда отходит вглубь университетского двора, направляясь к фонтанчику с питьевой водой. Нужно промыть. Хотя, какое промыть? Тут шить нужно, а не водой полоскать. Ощупывает пальцами шею — ничего, даже царапины нет. Повезло. Боль в руке нарастает постепенно, в пропорциональности с падением уровня адреналина в крови. Жалит, продирает до самой кости, дразнится. Хорошо, что никто следом не увязался — с болью всегда лучше оставаться один на один. Усталость накатывает, почти апатия,
