Звали тайную помощницу Сокольского Анна Лысенко, и подсыпала она раненому бандиту крысиный яд из личной мести. Пытаясь оправдать вышедшую из-под его контроля агентессу, Сокольский тогда рассказал Зое о Рашиде Мамедове, руководившем в годы своей бурной молодости бандой рэкетиров, замучивших до смерти отца Ани. Один из этих бандитов оказался как раз тем налетчиком, которого отравила Анна. Наверняка, подумала Зоя, Анна хотела бы отомстить и их главарю Рашиду Мамедову. А теперь другая агентесса Сокольского — Илона Березкина может оказаться причастной к убийству Мамедова.

Когда Зоя обратила внимание Сокольского на этот факт, Сергей сказал ей, что, кроме Рашида, Анну с Илоной объединяла еще и «Русалочка», где обе когда-то работали, но вряд ли они могли там пересечься. Анна была старше Илоны на десять лет, и когда она ушла из «Русалочки», Илона еще в школе училась. Действительно, никакой связи между ними вроде бы не было, но Зое все это казалось очень подозрительным. Две агентессы Сокольского оказались замешанными в убийствах и еще эта «Русалочка», где обе в свое время «путанили». Но сколько Зоя ни ломала себе голову над этими совпадениями, она вынуждена была согласиться с Сергеем, что никакой связи тут не просматривается.

* * *

После напоминания Василевской об Анне Лысенко Сергей Сокольский постарался восстановить в своей памяти все, что ему было о ней известно.

У начальника управления городского розыска Сокольского, как у всякого оперативника, была своя агентурная сеть и еще с добрый десяток лиц, которые ни по каким секретным бумагам не проходили, но сообщали порой куда более ценные сведения о преступном мире, чем официально завербованные агенты. Анна Лысенко была его «карманным агентом», и поэтому агентурных донесений в письменной форме от нее не требовалось. Все, что надо, она сообщала ему лично.

Добывая для Сокольского информацию о подпольной жизни города, Анна могла рассчитывать на его покровительство, что при ее беспокойной профессии было отнюдь не лишним. Каких-то там особых дивидендов или привилегий негласное сотрудничество с правоохранительными органами ей не приносило. Ей не платили за информацию звонкой монетой. Она не могла похвастать «ментовской крышей» (прознай сутенер о том, что Аня «стучит» ментам, ей бы очень не поздоровилось). Она была такой же бесправной перед контролирующими район бандитами, как и другие проститутки. Просто о ней «забыли» оперативники из «полиции нравов», ее не трогал участковый, а если во время милицейских облав у Ани возникали недоразумения с ОМОНом или пэпээсниками и ее доставляли в райотдел для составления протокола, стоило ей (не раскрывая себя) попросить дежурного «перезвонить Сокольскому», как вскоре ее освобождали без лишних расспросов. Чтобы сообразить, что задержанная — агентесса уголовного розыска, оперативному дежурному никому звонить было не нужно. Принадлежность вызывающе одетой и напомаженной сверх всякой меры девицы к агентуре мгновенно угадывалась по ее изменившемуся тону: с вульгарно-развязного — на уверенно-спокойный. Став секретным агентом, Аня перестала шарахаться от каждого постового и, попадая в отделение, сразу давала ментам понять, что она своя.

Человек, какую бы греховную жизнь он ни вел, всегда стремится оправдаться, прежде всего перед самим собой. Занявшись проституцией, Аня осознавала, что оказалась на дне человеческого общества, и только мысль о том, что, торгуя своим телом, она как бы находится на спецзадании, поднимала ее в собственных глазах. А после того как ей удалось вывести Сокольского на след преступной группировки, наладившей канал поставки наивных дурочек в заграничные бордели, она ощутила, что ее жизнь наполнилась смыслом. Выведывать криминальные тайны — небезопасное хобби. И хотя Сокольский гарантировал ей полную конфиденциальность и сделал бы все, чтобы выручить ее, попади она в серьезную переделку, Анна прекрасно понимала, что играет с огнем. Как скоры на расправу бандиты, ей было очень хорошо известно. В семь лет она потеряла родителей: отца убили рэкетиры, а мать, на глазах которой его зверски пытали, от пережитого ужаса сошла с ума и повесилась на третий день после похорон мужа, оставив малолетнюю дочь сиротой. Аню приютила и вырастила бабушка. Найти же убийц уголовному розыску шахтерского городка Громовка, родом из которого была Аня Лысенко, не удалось. Жена погибшего не смогла дать вразумительных показаний по причине расстроенного душевного состояния. Причитая над истерзанным телом мужа, она, правда, проклинала какого-то Рашида, но громовским сыщикам это имя (или, скорее всего, кличка) ни о чем не говорило. Не было в Громовке никакого Рашида, и уголовное дело по убийству Аниного отца приостановили в связи с тем, что лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, так и не установили. Содействуя милиции в раскрытии преступлений, Анна не теряла надежды на то, что убийц таки настигнет заслуженная кара. Теперь она мстила всему криминальному миру, испытывая моральное удовлетворение, когда по ее информации задерживали бандитов. Забывать и прощать она ничего и никому не собиралась.

Интересуясь биографией своей добровольной помощницы, Сокольский не оставил без внимания упомянутого ею Рашида. По прошествии стольких лет поднять чужой «глухарь» было нереально, но проверить не мешало: кто знает, может, этот Рашид где-нибудь еще засветился. Искать в Слобожанске бандита с такой кличкой — пустая трата времени, ведь орудовал Рашид в соседней области, и Сергей не поленился связаться со своим коллегой из управления уголовного розыска Юзовска. Ответ начальника юзовского угро майора милиции Романа Ершова несколько обескуражил Сокольского. Майор Ершов сообщил, что знает одного Рашида по фамилии Мамедов — в прошлом лидера самой мощной в Юзовске преступной группировки, а ныне это настолько авторитетный в регионе олигарх, что его личную службу безопасности возглавляет бывший начальник УМВД в Юзовской области генерал-майор милиции в отставке Владимир Гладышев.

Узнав о юзовском Рашиде, Сергей пожалел, что не имеет возможности проверить его на причастность к давно списанному в архив убийству. Ладно бы этот Мамедов хоть проездом посетил Слобожанск, Сокольский нашел бы способ поговорить с ним по душам. На своей «земле» для начальника слобожанского уголовного розыска «авторитетов» не существовало. Но достать обосновавшегося в Юзовске Рашида Мамедова, которому верным псом служит отставной генерал милиции, было пока нереально, тем более в стране, где перед законом все равны лишь на бумаге, а такие мафиози, как Мамедов, принадлежали к привилегированной касте неприкасаемых. И все же подполковник милиции Сокольский был оптимистом по жизни, и бандиты, будь они хоть трижды неприкосновенны и богаты, как арабские шейхи, для него оставались бандитами, коим место на нарах. Как еще в XIX веке проницательно заметил Оноре де Бальзак — за всяким большим состоянием кроется преступление. Подобные Мамедову нувориши, уверившись в своей недосягаемости для правоохранительных органов, и не скрывали, что их первоначальный капитал заработан криминальным путем. А ведь за каждым преступлением стоит чья-то личная драма или сломанная, как у Анны, жизнь.

На его личном счету было более сотни раскрытых тяжких преступлений — а значит, он не зря получал зарплату. После очередного расстрела инкассаторов подполковник милиции Сокольский, правда, не был в этом так уверен. Он знал, что принял все возможные меры к розыску вооруженных грабителей, но, как «играющий тренер», решил заняться и личным сыском. Отрицательный результат — тоже результат, считал он, и отсутствие какой бы то ни было информации о налетчиках, совершавших разбойные нападения с убийственной периодичностью, однозначно свидетельствовало о том, что преступников не там искали. Они не просаживали шальные деньги в кабаках и ресторанах, не появлялись в воровских притонах, а затаившись, видимо, где-то в городе, терпеливо ждали, пока милиция отменит «Перехват». В таком случае, размышлял Сокольский, заезжих преступников будет вычислить проще, чем своих, слобожанских. Приезжим нужно остановиться у кого-то из знакомых или, что с их стороны было бы разумнее, заранее снять квартиру, а значит, их знает в лицо хозяин квартиры и должны были видеть соседи. В каждом доме живет какая-нибудь вездесущая старушенция, которая все видит и подмечает: кто приходит, кто и во сколько уходит, и появление новых жильцов соседи обязательно заметят.