– Я не хочу умирать, – выдохнула она, глядя в лицо следователя Бренсона, и вдруг поняла, что Терри больше нет. Тристан Кейдн смотрел на нее его глазами, а она сама…

Алтаря больше не было. Подземелье растаяло.

Мия увидела, что стоит на той круглой поляне, к которой ее приводил Эрик. Имя несчастного поэта мелькнуло в голове и растворилось, она навсегда забыла о нем. Но зимы больше не было: в Ангеат пришла весна. Свежая, изумрудно-солнечная, наполненная счастливыми голосами птиц и пением бесчисленных ручьев, питавших землю, она обхватила Мию за плечи невесомыми ласковыми руками и повела по траве.

Весна. Весна, солнечный свет, счастье. Наверное, это и был рай.

Мия сделала несколько шагов и поняла, что теперь не одна. Обернувшись, она увидела Тристана, но не того мужчину, чью отрубленную голову ей с хохотом швырнули враги, а юношу, которого она когда-то встретила здесь, в лесу. Улыбчивый, темноволосый, готовый с одинаковой страстью плясать и сражаться, он смотрел на нее так, словно долгий и страшный путь наконец-то подошел к завершению.

Дорога привела их туда, куда нужно.

– Здравствуй, Аврора, – негромко, словно боясь спугнуть это чудо, произнес Тристан. – Вот мы и здесь.

– Да, – откликнулась Мия, чувствуя, что растворяется, уступая место той, которая все эти годы ждала и верила, что эта встреча случится. – Здравствуй, Тристан.

Тристан обнял ее, прижал к себе тем порывистым движением, которое потом не дает разжать рук. Аврора уткнулась лицом в его грудь – там под тканью одежды горячо и гулко билось живое сердце.

Больше не было войны, пожарищ, отчаяния и казней. Теперь весь мир жил для двоих, которые любили друг друга и наконец-то встретились. Теперь в мире не было ничего, кроме этой любви.

Они со смехом упали на землю – травинки щекотали кожу, птицы на ветвях захлебывались торжествующим свадебным гимном. Тристан целовал Аврору так же, как когда-то давным-давно, солнечным весенним утром в лесу, и она откликалась на его поцелуй, забывая себя от счастья.

Никаких смертей. Никаких голов на пиках, алых вражеских мундиров, которые затопили эти земли кровавыми ручьями и завладели, присвоили, осквернили то, что никогда не принадлежало никому, кроме северян. Никакой тьмы в подземельях, отчаяния и ненависти, которая веками прорастала сквозь толщу гор и сворачивалась в драгоценных камнях.

Были только они, весна и солнечный свет, ласкавший кожу.

Ненужная одежда была сброшена. На какое-то мгновение Авроре сделалось больно, но это была счастливая, хорошая боль, и она ушла, уступив место тому ритму, с которым пульсирует земля, расцветая весной, забывая о снегах и стуже. Почти задыхаясь, впиваясь пальцами в шею любимого, дрожа от сладкого восторга, который поднимал все выше и выше, Аврора почувствовала, как внутри толчками разливается что-то горячее, и услышала горький шепот:

– Прости. Мия, прости меня.

И Мия опомнилась.

Больше не было ни весны, ни круглой лесной поляны, ни солнечного счастья. Она лежала на алтаре, придавленная к камню тяжестью чужого тела, низ живота наполняла жгучая боль, и между ног все горело. Свет фонарей над головой был слабым и робким – тьма шла от корней гор, поглощая его.

– Прости меня, – повторил Терри и уткнулся мокрым лбом в ее плечо. Мия обнимала его за шею, чувствуя пальцами тепло кожи и завитки жестких темных волос.

– Все хорошо, – прошептала она в ответ, понимая, что сейчас случилось между ними и кто на самом деле занял их тела, превратив в своих кукол. По стене скользнула громадная тень – венценосная крысиная голова слилась с наступающим мраком.

– Ну вот и все! – весело произнес Оливер.

Терри отстранился, помог Мие подняться с камня. Обернувшись, она увидела потеки крови на алтаре.

– Я же говорил, что никто не умрет, а вы мне не верили.

Крысы и люди торопливо покидали подземелье, словно сейчас должно было свершиться что-то по-настоящему жуткое. То, что сокрушало саму суть жизни. Запах крови был тяжелым и густым, как на бойне, кровь струилась по ногам, и Мия расплакалась.

– Ну, ну. – Опекун утешающе погладил ее по плечу. Рука была тяжелой и ледяной, словно Оливер превратился в мраморную статую. – Не нужно делать трагедии, через это проходят все женщины. Ничего страшного не случилось.

– Отпустите нас, – глухо потребовал Терри. Мия подумала, что никогда, никогда больше не сможет посмотреть на него. – Вы обещали.

– Конечно, – кивнул Оливер. – Утром мобиль отвезет вас на станцию. А пока спите.

И тьма накрыла всех с головой.

* * *

Утром Терри поднялся с жуткой головной болью, словно после хорошей попойки, и несколько минут смотрел в потолок, не понимая, где находится и как сюда попал. На погребок Клода Горбуна, где он мог прикорнуть на лавке, это место было не похоже: в такой спальне с дорогой светлой мебелью и фреской на потолке могли разместить короля.

Король. Тьма в подземелье.

Пустота, заполняющая разум.

Он сел в постели, провел ладонями по лицу. Ночь прошла, все ее призраки растворились в первых лучах рассвета, и они с Мией были живы. Оливер Гринн не солгал. В окно осторожно заглядывало первое серое утро нового года, от него веяло сонной тишиной. Праздник прошел, все спали.

Красное одеяние жреца лежало на полу возле кровати, скомканное, оно напоминало затаившегося зверя.

Терри застонал сквозь стиснутые зубы. Не приснилось. Все это было на самом деле – и алтарный камень, и простудная дрожь, которая наполняла тело, и девушка с горячей кровью. Терри помнил ее взгляд: очнувшись от чужой власти, она посмотрела ему в глаза, узнавая, и он никогда не сможет этого забыть.

Это будет еще один его призрак. Как тень Сары.

Рядом кто-то шевельнулся. Терри посмотрел направо и увидел Мию. Девушка крепко спала. Ее белое платье аккуратно повесили на спинку стула, и Терри увидел на нем несколько темных пятен.

Крысиный король пришел в мир. Они привели его.

Мия шевельнулась во сне, что-то неразборчиво пробормотала, потом вдруг резко села и испуганно посмотрела по сторонам. Наткнулась взглядом на Терри, некоторое время изучала его, словно пыталась вспомнить о том, что с ними случилось минувшей ночью, а потом глаза стало заволакивать слезами.

Терри взял ее за руку, она не отстранилась. Первая слеза упала, прочертила линию на щеке.

– Прости меня, – только и смог повторить он, понимая, что никакие слова ничего не изменят и не исправят. Да, ими вчера овладели чудовища, вытеснили их разум и души из тела, слились на алтаре в отвратительной оргии. Но все же, все же…

Мия всхлипнула. Смахнула слезу.

– Ты ни в чем