Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот мы с Нагмой ездим в лёгкой коляске — ещё один демонстрационный образец, которому вскоре предстоит потеснить тяжёлые тихоходные кареты, — из одного «Михайловского ученичества» в другое. Коляска имеет рессоры и дисковые сухие амортизаторы, ехать на ней гораздо приятнее, ход плавный, а главное — её легко тянет одна лошадь, когда на карету надо минимум три. Немалое сокращение нагрузки на тягловый парк — пока не придёт время моторов.
Граф я декоративный, управляют моими владениями неизвестные мне люди с непонятными мне целями — Мейсер привёз целую кучу каких-то спецов, которых мне даже не представили. Поэтому светить рожей в заведениях имени меня любимого — практически единственная моя функция. Нагма хоть показательные уроки рисования проводит, а я так, бровями шевелю многозначительно. И речи говорю. Кроткие, я не Цицерон. Зато не по бумажке — от готовых мотивирующих спичей, подготовленных пиарщиками Джулианы, я отказался. Не знаю почему. Как-то нечестно это, что ли. Не спрашивайте.
— Вы — люди графа Морикарского. Мои люди, — заканчиваю я каждое краткое обращение, объясняющее этом зародышу пролетариата, что они и зачем.
Они ещё не вполне осознали, что не вернутся к сохе, что жизнь их поменялась навсегда, что на их плечах поднимется будущее, к которому они совершенно не готовы. Я даю им такой простой и примитивный ответ на всё. Но им хватает. Странно видеть, каким восторгом наполняют их эти слова. Права Джулиана, им важна принадлежность. Они, как Нагма, больше всего боятся остаться одни. Я обещаю им, что этого не будет, хотя от меня вообще ничего не зависит. А они боготворят меня. И трижды боготворят Нагму, сходящую к ним, как ангел с небес, в сиянии белокурых своих локонов.
Сначала чувствовал себя самозванцем, потом привык.
* * *
Предприятия здешние размером с небольшую мануфактурку. Много если на сотню человек персонала, и тот недоукомплектован. Сделаны «на вырост». Я их «показываю» Императору, выгуливая Его Величество на той самой коляске. Слово «показываю» беру в кавычки, потому что на самом деле ни хрена не понимаю в происходящем. Но я здешний феодал, мне положено. К счастью, с нами ездят Фред и Мейсер, а я так, двери распахиваю с приглашающим жестом. Коляска пока одна, демоверсия, поэтому начальство верхами, но они, вроде, умеют. Надо бы и мне, что ли, научиться, а то что я за граф такой? Стыдобища.
— Это станкостроительный цех, Ваше Величество, — поясняет Мейсер. — Все устройства здесь приводятся от одной машины, использующей силу перегретого пара, я рассказывал вам о таких. Пожалуйста, будьте осторожны, держитесь подальше от приводных ремней и колёс…
Пожалуйста, будьте осторожны, держитесь подальше от приводных ремней и колёс…
— Хреново у вас тут с техникой безопасности, — пеняю я Фреду, показывая на длинные ремённые передачи и открытые маховики станков. — Вы бы хоть кожухами их позакрывали.
Вчера я посещал лечебницу имени себя же. Тут почти всё имени меня, считается, что я это придумал. От токарно-винторезного станка до пенициллина, который здесь понемногу внедряется. Меня будут ещё лет триста в школах изучать под засиженными мухами портретами. «Гений эпохи Перидора». Да Винчи может повеситься в сортире от зависти. Так вот, в этой лечебнице чуть не четверть пациентов — ампутанты. «Нога попала в колесо». Отлетевшие пальцы и вовсе за травму не считаются — завяжи и вали. А всё вот эти дико травмоопасные, по нашим меркам, станки.
— Это специально сделано, — отвечает серьёзно Фред.
— Чтобы побольше инвалидов содержать? — не понял я.
— Это плановые потери, неизбежные на первом этапе. Они уже снижаются и будут снижаться дальше, по мере привыкания людей к машинам. Открытые механизмы способствуют демистификации. Станок в кожухе — колдовство, потому что хрен поймёшь, как он работает. Не наглядно. А когда все кишки наружу — они быстро привыкают к законам зубчатых передач и соотношениям диаметров шкивов.
— И теряют пальцы.
— Такова цена прогресса.
Жизнь в графстве пока почти не отличается от остальной Меровии. Так мне говорит Фред, я-то сам ничего почти не видел. Но под неё уже заложено множество бомб скрытого прогресса. Так мне говорит Джулиана, и я ей верю.
— Железяки Фреда — это, конечно важно, — при этих словах доктор Ерзе делает такое лицо, что становится понятно, что важность «железяк» сильно переоценена, — но гораздо важнее социально-экономические преобразования, которые мы начали внедрять в твоих владениях.
— Спасибо, что нашла время сообщить о них владельцу, — улыбаюсь я.
Я не переоцениваю свою значимость для происходящих событий. Школьные учебники здешнего будущего про меня соврут, но это нормально для учебников.
— На твоих подданных мы обкатываем новые модели, прежде чем внедрять их по всей стране, — не обращает на мой сарказм внимания Джулиана, — каждое общество имеет свои маленькие нюансы, которые облегчают одни аспекты и усложняют другие. Так что Антонио всё просчитать не может, нужна полевая работа.
— И чем таким отличаются мои вилланы?
— Например, они несколько менее религиозны, чем можно было ожидать от аграрного общества такого типа. Здесь церковь выполняет довольно много светских функций, от регистрационно-архивных до фискальных… Ты знал, что в Меровии церковь — уполномоченный налоговый агент?
— Нет, откуда?
Мы беседуем в постели, Джулиана лежит на простынях голая, но это ей ничуть не мешает. Надо чем-то занять паузу, вот она и рассказывает. После повторного соития сразу оденется и уйдёт, времени терять не будет. Вот такие у меня источники, а что поделаешь? Никто не идеален.
— Представь себе. В отличие от христианства нашего среза, здешние церковники не ругаются словом «мытарь», а собирают налоги с прихожан. Потому что церкви ведут учёт населения, фиксируют рождения, браки и смерти, а значит, обладают всей полнотой информации. Имеют с этого свой процент, не без того, зато не берут церковную десятину и оказывают услуги населению бесплатно.
— А что тут вообще за религия? — запоздало поинтересовался я.
— Довольно близкая к христианству. Здешний Искупитель идеологически близок нашему Спасителю, только не одноразовый. Считается, что он
