— Теперь, как понимаю, на хату?

Жаров согласно кивнул:

— Правильно, сержант, понимаешь. На хату.

В 15–20 троица вошла в недостроенный дом.

Первый этаж оказался на самом деле просторным и уютным жилищем. Жаров остался доволен осмотром. Оставив Валентину любоваться украшениями, он вывел Мансурова во двор. Перед воротами закурил.

Оман покачал головой:

— Это надо, на какую-то шлюху — и семь штук? Да за такие бабки можно всех баб в станице перетрахать!

Старший лейтенант взглянул на заместителя, посоветовав:

— Мансур! Ты бы лучше собственные деньги считал!

— Да я ничего. Только не стоит Валька и десятой доли того, что на нее потрачено.

— Все, заткнись. На сегодня свободен. Мы остаемся здесь. Завтра подкатишь часам к семи. Находись в гарнизоне. Если что, звони на мобильник и будь в готовности перевезти меня в городок.

— Если ротный или комбат спросят, где ты, что сказать?

— Скажи, что, согласно распоряжения того же Белянина, отдыхаю. А вот где? Другой вопрос, на который у тебя ответа нет. Но если надо, ты всегда можешь меня найти. Еще вопросы будут?

— Да. За хату, помнится, ты обещал заплатить.

Жаров усмехнулся:

— Не забыл? Обещал. Держи.

Он протянул сержанту стодолларовую купюру:

— Этого хватит?

Оман ответил:

— Мне за работу, но надо еще Тимуру заплатить.

— И сколько?

— Триста баксов. Это за месяц.

— Почему оплата вперед?

— Это не я установил.

— Тимур?

— Расул.

— Ясно. Держи плату за жилье, но чтобы ни Тимура, ни строителей, ни кого-либо другого в октябре в этом доме не было.

— Само собой, шеф.

— Езжай.

— Счастливо провести время, командир.

— А ты не скалься, Мансур, не надо.

— О чем это ты?

— Ни о чем. Свободен! И завтра быть здесь не позже семи часов утра! Ждать на углу проулка, к дому не подъезжая.

— Есть, командир.

— Пошел.

Сержант вышел на улицу, и вскоре пыль от его «девятки» осела на грунтовую дорогу. Выкурив еще сигарету, Жаров вернулся в гостиную, где довольная Валентина накрывала журнальный столик.

Оборотень подошел к ней, схватил за пышные ягодицы:

— Ты довольна подарком, дорогая?

— Конечно, Игорь!

— Не забыла, что должна будешь отрабатывать?

— Не забыла! Я вся твоя! Хочешь, посидим немного, хочешь, сразу пойдем в спальню. Я ее посмотрела, там нам будет намного удобнее, чем в блиндаже или в казарме!

— Я не об этом! Секс позже, а сейчас я хочу, чтобы ты завтра вступила в контакт с Родимцевой.

Губочкина не поняла:

— В смысле?

— В прямом. Ты должна на время стать ее подругой.

— Но мы, мягко говоря, не переносим друг друга.

— Так сделаешь, чтобы переносили. И это только начало. Что предстоит сделать далее, я тебе позже скажу.

— Так ты нацелился на Родимцеву?

— Да.

— А я-то подумала…

Старший лейтенант перебил женщину:

— Ты неверно подумала. Тебе предстоит работать на меня, ну и удовлетворять кое-какие мои прихоти в постели. Другими словами, я буду использовать тебя в своих целях, использовать как захочу. За это получишь деньги, хорошие деньги, а со временем и свободу. Свободной и обеспеченной ты сумеешь устроить свою жизнь. Но, повторюсь, при условии, если какое-то время будешь выполнять все мои требования. И запомни, с этой минуты у тебя иной дороги, пути назад уже нет. Это не угроза, это предупреждение. А сейчас налей шампанского, отметим успешное возвращение с блокпоста и начало взаимовыгодного сотрудничества! Затем в душ и в постель.

Губочкина подчинилась. Ночью она, пьяная, вовсю старалась исполнить не доставляющие ей никакого удовольствия развратные сексуальные прихоти своего не менее одурманенного спиртным партнера. Деньги следовало отрабатывать. И не только деньги. Валентине теперь предстояло отрабатывать право на жизнь. И она это прекрасно осознавала, одновременно обнимая и проклиная разгоряченное, потное, липкое тело того, от кого по собственной глупости теперь находилась в полной зависимости. И иного выхода, как беспрекословно, рабски подчиниться, в своем настоящем положении Губочкина не видела.

Пить Бекетов прекратил в четверг. И лишь потому, что тридцатого числа у Кристины день рождения. Он должен поздравить ее и, возможно, попробовать все-таки объясниться по поводу воскресного случая. Тем более, Кристина уже наверняка узнала всю правду. Но, узнав правду, почему не пришла сама? Хотя куда ей было приходить? В номер общаги, за два дня непробудной пьянки превращенный в свинарник? Да и просто в общагу даже в лучшие времена Кристя не пошла бы. Значит, следует самому направиться к ней, благо повод стопроцентный. Но для того, чтобы пойти к любимой, надо, во-первых, привести себя в порядок, во-вторых, купить подарок. И если со вторым проблем не было, то вот с первым…

Отходил капитан тяжело. До обеда так и висел над тазиком, не в состоянии оторваться от рвоты. Пара бутылок пива, что стояла в холодильнике, могла существенно облегчить похмельный синдром, но Юрий решил к спиртному не прикасаться. Около часа ему стало легче. В два он поднялся, взглянул на себя в зеркало и ужаснулся. После душа и бритья Бекетов улучшил свой внешний вид. Но последствия пьянки продолжали проявляться в одутловатости лица, мутности взгляда, легком дрожании тела. Все это пройдет. Вопрос, когда? Времени же у капитана не было. А в таком виде идти на встречу с Кристиной он не мог. Да и желания не было. Не сможет Бекетов поговорить с ней, когда настроение похмельем сведено к нулю. И поднять его может только спиртное. Пришлось менять решение не пить. В его положении просто необходимо поднять тонус. Всего лишь поднять, не более того! Бекетов вспомнил о пузатой бутылке коньяка, что стояла у него за спинкой кровати. Сейчас это самое то, чтобы и в норму прийти, и запах перебить. Еще бы к коньяку лимон. Но лимона не было. Было яблоко, старое, сморщенное. Но и таким оно для легкой закуски сойдет! Юрий налил в бокал сто грамм «клоповника», как в гарнизоне именовали коньяк, выпил, закусив прогнившим яблоком. Теплая волна достигла желудка, одновременно согревая тело, убирая дрожь и успокаивая. Хотел добавить, но не стал, решительно отправив бутылку коньяка на прежнее место за кровать. Почувствовал явное облегчение и желание действовать. Подольше длилось бы это желание. Бекетов достал из кителя повседневной формы деньги. Отсчитал две тысячи рублей, облачился в костюм с черной майкой под горло вместо рубашки, взглянул еще раз на себя в зеркало, побрызгался дорогим одеколоном, вышел из общежития, направившись к магазину военторга. Подарок выбирал долго. Что подарить Кристине? Духи? Но какие? Женщины весьма щепетильны в выборе косметики, это не мужики, дамы желают в этом вопросе оставаться индивидуалками. А на прилавке хоть и широкий выбор парфюмерии, но той, которой пользуются все. Часы? У Кристи есть часы, и капитан не знает, какие. Может, дорогие, фирменные, а он купит какую-нибудь лабуду китайскую. Черт!