Айслинн улыбнулась им с небывалым доселе дружелюбием.

— Быстро вы.

Малыши расправили плечи, распушили от удовольствия рыжеватые гривы.

— Мы на все для тебя готовы, госпожа, — ответил самый старший рычащим, как у всех зверенышей, голосом.

— Спаси... — Она спохватилась, прежде чем договорила неприятное для них слово, и закончила: — Очень мило с вашей стороны.

Кинан, глядя на нее, тоже улыбнулся. Возможно, ее отношение к фэйри менялось вместе с ее природой; возможно, это происходило потому, что она неизбежно должна была их принять. Не важно. Главное, что она улыбалась подданным.

Но едва она отвернулась от зверенышей и взглянула в его сияющее лицо, улыбка тут же пропала. На горле испуганной птичкой затрепетала жилка. Взгляд заметался. Айслинн нервно сглотнула несколько раз.

«Не из-за зверенышей ее кровь быстрее бежит по жилам и розовеют щеки, — подумал он. — Из-за меня. Из-за нас обоих».

Малыши ставили на стол мороженое, бисквиты, кофе, десерты из городских пекарен, сладкие безалкогольные напитки. Наперебой, порыкивая друг на друга, предлагали:

— Попробуй это.

— Нет, это!

— Вот это тебе точно понравится...

К столу подошел Тэвиш, прикрикнул на малышей:

— Проваливайте!

Пока звереныши разбегались, Айслинн сидела молча. Потом, собравшись с духом, повернулась к Кинану:

— Что ж, давай поговорим о нашей маленькой игре. Возможно, мы сумеем найти решение, которое позволит нам обоим вернуться к привычной жизни.

— Моя жизнь теперь — это ты. — Он сделал широкий жест рукой. — Все, что ты здесь видишь, каждый, кого ты видишь, обретет свое место, когда ты примешь меня.

Она должна быть рядом. Иначе все погибнут.

Кинан тихо добавил:

— Ты мне нужна.

Айслинн сжала кулаки. Ничего у нее не выйдет. Как, скажите на милость, разговаривать с ним — сияющим, подобно солнцу, — как его в чем-то убеждать? Он не угрожает, не пытается ее обидеть, говорит слова, которые должны быть ей приятны.

И так ли уж это страшно на самом деле?.. Она заколебалась. Когда Кинан смотрит на нее неотрывно, умоляюще, кажется, он хороший человек...

Он фэйри, вновь напомнила себе Айслинн. А фэйри доверять нельзя.

В окружавшей их толпе мелькали девушки из его гарема, те, что уже побывали на ее месте. Теперь они сами стали фэйри. Такой жизни для себя Айслинн не хотела.

— Твой ответ — не решение. — Она сделала глубокий вдох. — Ты мне не нравишься. Я не люблю тебя. Не хочу. С чего ты взял, что имеешь право... — Айслинн пыталась подобрать точные слова. Не смогла.

— Добиваться тебя? — подсказал он и чуть заметно улыбнулся.

— Называй как хочешь. — Ее овеяло цветочным ароматом, от которого закружилась голова.

Но Айслинн не сдалась. — Я не понимаю, почему ты это делаешь.

— Уже сделал. — Кинан привстал и потянулся к ней.

Она отодвинулась.

— Не надо.

Он снова сел. Его нечеловеческая красота в голубом свете клубных ламп казалась еще ослепительней.

— Что, если я скажу тебе, что ты ключ, волшебная чаша, священная книга — единственное, что может меня спасти? Ты нужна мне, чтобы победить врага, который замораживает землю. Твое согласие спасет мир — не только фэйри, но и смертных. Тогда ты ответишь мне «да»?

Айслинн пристально вгляделась в него. Вот ответ, который от нее скрывали.

— Это правда?

— Возможно.

Кинан поднялся на ноги и обошел вокруг стола, достаточно медленно, чтобы она тоже успела встать и поставить между ним и собой стул.

Но Айслинн не шелохнулась.

— Есть только один способ это выяснить. — Он остановился так близко, что теперь ей пришлось бы оттолкнуть его, чтобы встать. — Ты должна остаться со мной.

Ей захотелось убежать.

— Я не хочу стать такой, как они. — Айслинн показала на летних дев. — Или ледяной фэйри, как Дония.

— А, так она тебе рассказала. — Кинан кивнул, словно вовсе не удивился.

— О той мелочи, которую ты забыл упомянуть? Да — Айслинн старалась держаться спокойно, будто разговор о возможности превратиться в девушку из гарема или ледяную фэйри был для нее обычным. — Пойми же, я не хочу быть одной из твоих игрушек. И на место Донии тоже не хочу.

— А я и не думаю, что тебе предстоит то или другое. Я уже говорил: ты должна остаться со мной. — Он поставил ее на ноги, лицом к себе. — Если ты — та самая...

— Сказала ведь — не хочу.

Он сразу стал усталым и несчастным. Такой же несчастной почувствовала себя и она.

— Айслинн, если ты — та самая, если ты ключ, необходимый мне... и при этом откажешься от меня, на земле воцарится вечная зима. Летние фэйри, и ты в том числе, исчезнут из мира. Смертные умрут от голода. — Глаза его вспыхнули зеркалами, как у зверя. — Я не могу это допустить.

Айслинн окончательно растеряла все слова. Дония ошиблась. С ним невозможно разговаривать. Бесполезно взывать к разуму... которого нет.

— Ты должна понять.

Слова эти прозвучали грозным, предупреждающим рыком хищника во тьме. Но в следующую секунду, когда Кинан попросил:

— Хотя бы попытайся. — В его голосе уже слышалось бесконечное отчаяние.

Айслинн вдруг осознала, что кивает и обещает, что попытается, всей душой желая утешить его.

Надо сосредоточиться. Она пришла сюда не за этим. Айслинн с такой силой стиснула край стола, что рукам стало больно.

Она увидела настоящего Кинана, поняла, на что похож мир, который он ей предлагает, и сопротивляться ей стало еще труднее. Она ожидала обратного: думала, что среди скопища жутких волшебных существ обретет решимость и силу. Но когда он смотрел на нее с мольбой, ей хотелось лишь одного — дать ему все, о чем он просит, лишь бы снова просиял солнечный свет.

Айслинн попыталась сосредоточиться на жестокостях фэйри, вспомнить, какой страх они ей внушали.

— Твои подданные не заслуживают того, чтобы я пожертвовала ради них жизнью.

Кинан промолчал.

— Я их видела. Понимаешь? — Айслинн понизила голос. — Видела, как они лапают девушек, щиплются, толкаются, ставят подножки. Хуже того: я слышала, как они смеются над людьми. Каждый день, всю свою жизнь, я это видела и слышала. И не думаю, что их стоит спасать.

— Если примешь меня, ты станешь править ими как королева Лета. Они будут повиноваться тебе, как мне.

Взгляд его по-прежнему был умоляющим. Никакой магии — сплошное отчаяние. Она вскинула голову.