— Сиди на месте. Там без тебя управятся. — И после недолгого молчания добавил: — Сейчас утихнет — и поедем дальше.

Между тем ярко-красное пламя охватило уже весь грузовик. Густой черный дым потянулся к тучам.

— Я тоже впервые вижу такое, — проговорил Рунцхаймер, ни к кому не обращаясь. — Знал, что молния может поджечь, но видеть не приходилось.

Мимо «мерседеса» пробежали солдаты, спешившие к месту пожара.

«Пожалуй, это действительно хорошее предзнаменование, а молния поражает немецкий грузовик, — подумал Дубровский Он глядел на танцующие языки пламени. — А что, если немцы и впрямь еще так сильны? Что, если этот мощный удар, о котором много разглагольствует Рунцхаймер, на самом деле будет неотразимым? Недаром же все газеты цитируют угрожающую речь Геббельса. И все-таки нет! Наши должны выстоять!»

Шквальный ветер утих так же неожиданно, как и начался.

Зловещая, бушующая туча уползла дальше в степь, пронзая стрелами молний землю у горизонта. Но по-прежнему, не переставая, лил дождь, будто силясь погасить пламя на догорающем грузовике.

— Поехали! — приказал Рунцхаймер водителю.

«Мерседес» тронулся в путь по взмокшей дороге. Не прошло и десяти минут, как машина Рунцхаймера въехала в Сталино. Дождь все лил и лил, и потому улицы города были пустынны.

Вскоре «мерседес» остановился возле пятиэтажного каменного дома.

— Вот мы и приехали! — сказал Рунцхаймер. Он посмотрел на часы. — Одиннадцать тридцать. До шестнадцати часов еще целых четыре часа тридцать минут. Максимум через час наши грузовики будут здесь. Таким образом, я смогу доложить полицайкомиссару Майснеру, что его приказ выполнен раньше срока на целых три часа.

— Наверно, полицайкомиссар Майснер очень строг? — произнес Дубровский.

— Точность — это привилегия не только королей. Она присуща всей немецкой нации.

Дубровский промолчал и вслед за Рунцхаймером выбрался из автомобиля. Спасаясь от дождя, они быстро пересекли тротуар и, миновав автоматчика, стоявшего у подъезда, вошли в здание через большую массивную дверь.

— Интересно, что здесь было прежде? — как бы раздумывая вслух, спросил Дубровский, оглядываясь по сторонам.

— Здесь размещался советский банк, — ответил Рунцхаймер, не останавливаясь, и тут же добавил: — Вы подождите, пока подъедут наши. А я поднимусь к полицайкомиссару и доложу о прибытии.

— Будет исполнено, господин фельдполицайсекретарь! — отчеканил Дубровский по привычке.

К вечеру люди Рунцхаймера были размещены по комнатам на третьем этаже здания ГФП. И здесь Дубровского поселили вместе с Потемкиным, который повесил над своей кроватью фотографию немецкой кинозвезды, привезенную из Таганрога. Третью кровать занимал молодой украинец Грицко Рубанюк, служивший при штабе полицайкомиссара Майснера. Он-то и пригласил в первый же вечер Потемкина и Дубровского в казино, располагавшееся в подвале того же здания. Рубанюк оказался разговорчивым парнем и за ужином без умолку рассказывал новым знакомым о своих любовных похождениях.

— Девки здесь — во! — поминутно говорил он, оттопыривая большой палец на правой руке.

Потемкин проявлял живой интерес к рассказчику. Дубровский же делал вид, что увлеченно слушает, а сам настойчиво думал о том, как найти связного, с которым можно будет направлять донесения капитану Потапову. Сразу же после ужина, несмотря на приглашение Рубанюка прогуляться по городу, он сказал, что устал после переезда, и отправился к себе в комнату. Потемкин тоже отказался от прогулки, и Рубанюк пошел искать приключений в одиночестве.

— Так что же там стряслось, в Таганроге? — спросил Дубровский, когда они вместе с Потемкиным вернулись в комнату.

— Забавная история получилась. Брандту просто повезло. Он и не ведал, что в городе крупная банда орудовала. Вернее, знал, потому как листовки по городу кто-то распространял, случалось, и солдат убивали. Только поймать никого не удавалось. Ну, точь-в-точь как у нас в Кадиевке. И всему помог случай. Вспомогательная полиция задержала одного незарегистрировавшегося коммуниста, Афонов его фамилия. Поместили его в камеру, где и без того человек десять сидело. Среди них один румынский дезертир. Ну, да это не главное. А главное то, что Афонов оказался руководителем крупной, серьезно организованной банды. Его друзья на воле решили организовать ему побег из полиции во время прогулки. Камеры-то у них в подвале полиции размещаются. Вот и подговорил он своих сокамерников участвовать в этом побеге. И конечно, румына этого стал обрабатывать. Румыну-то за дезертирство расстрел грозил. Вот и пожалел его Афонов. А румын решил иначе. Решил поменять свою жизнь на жизнь сокамерников. И заложил всех. Капнул следователю о подготовке к побегу. Да еще сказал, что друзья Афонова собираются напасть на полицию с оружием в руках. Даже время побега сообщил. Тут уж начальник вспомогательной полиции понял, что за птица у него в подвальной камере. Сообщил Брандту. А тот уж закрутил машину. Более двухсот человек выловили в Таганроге. И оружия у них было порядком, что тебе боевая часть. Такой переполох могли устроить генералу Рекнагелю, что не только у Брандта, у самого полицайкомиссара Майснера голова на плечах не удержалась бы. А теперь они что, теперь все герои. Ордена получат.

— Так если всех бандитов переловили, зачем же тебя туда посылали?

— Для помощи! У них там для допросов переводчиков не хватало. Вот меня и кинули на прорыв. Так сказать, для обмена опытом! — Потемкин рассмеялся злым, недобрым смехом.

— Теперь ясно. Глядишь, и тебе награда перепадет?

— Не-е-ет Я там мало пробыл. Разве что здесь, в Сталине, отличиться придется. Есть такие данные, что таганрогская банда с местной связь поддерживала. Но пока точных сведений добыть не удалось. А я уверен, и в Сталино есть партизаны. Видел, на дороге перед городом грузовик сгоревший стоит? Небось их рук дело.

— Брось ты гадать на кофейной гуще. Этот грузовик у нас на глазах сгорел. Молния в него стукнула, вот он и вспыхнул как спичка.

— Да? Гроза была сильная. Мы в нее тоже попали. Только не думал я, что грузовик загорелся от молнии.

— Ладно, давай спать ложиться. Завтра в семь часов поднимут. А в восемь уже построение во дворе.

— Это мне известно. Мы же до Кадиевки здесь жили. Завтра посмотришь на шефа. Так себе, толстячок с голубыми глазами. Пенсне примечательное. Правда, на людей Он поверх стекол смотрит. И о политике говорить любит. Хлебом не корми, дай поговорить про политику.

— Интересно!

— А чего интересного! Он же твоего мнения не спрашивает. Он сам во всем разбирается. А ты стой и выслушивай, чего он там пустомелет. Да еще поддакивай, не то на подозрение попадешь. Тут он быстро свое мнение о тебе составит. Хитер, бестия! Не то что наш Дылда.

— А разве Рунцхаймер не хитер?

— Нет, у того злости больше, а хитрости ни на грош. А этот вроде бы мягко стелет, да жестко спать. Он ведь меня как проверял, когда я впервые тут появился? Привел в санчасть, усадил за стол, пиши, говорит, биографию и клятву фюреру. Стал я писать. За другим столом следователь Квест допрашивает пойманного коммуниста. Минут через пять он этому коммунисту отточенные шомпола в суставы ног совать начал. Тот кричит благим матом, а Майснер стоит возле меня и смотрит, как я на это реагирую. Ничего, эту пытку я выдержал.